Мы остаемся на берегу, даже когда солнце уже садится. Море немного успокаивается, и становится теплее. Еще через пару часов у нас получается что-то более-менее похожее на мачту, и мы пристраиваем к ней флаг.
Энни улыбается, довольная проделанной работой.
— Ну, все, Финник, — она похлопывает меня по плечу, — теперь я точно от тебя никогда не отстану.
Я недолго молчу, а потом отвечаю:
— Ох, Энни, я сделаю все возможное, чтобы эти твои слова оказались правдой.
Она вначале краснеет, а потом нерешительно обнимает меня. Я тоже обнимаю ее вокруг плеч.
— Я думаю, ты хотел сказать «мы сделаем», — шепчет она и кладет голову мне на плечо, заставляя каждую клеточку моего тела перевернуться.
Я улыбаюсь.
Мне, наверное, впервые искреннее хочется улыбаться за последние полгода.
Глава 3. Серебряный парашют
— НЕЕЕЕЕЕТ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕЕЕТ! — я просыпаюсь от истошного крика и, будто на автомате, мчусь в соседнюю комнату.
Энни извивается в своей постели, хватаясь руками за волосы и рыдая. Я подбегаю к ней и прижимаю ее руки к себе.
— Энни, милая, проснись! — она перестает метаться. — Давай, открывай глаза. Ну же, давай, я тут, с тобой. Тебя никто не тронет.
Она, наконец, открывает глаза и, всхлипывая, обхватывает меня руками и притягивает к себе.
— Господи, это сон. Только сон… Какое счастье, — шепчет она, закапываясь пальцами в мои волосы.
— Да, да. Всего лишь очередной кошмар. Это все не взаправду, — продолжаю я.
— Это не просто очередной кошмар, Финник! Это самое ужасное, что я видела в своей жизни, — она снова начинает плакать, от этого моя щека становится мокрой.
— Хочешь рассказать мне? Станет легче, вот увидишь.
Она недолго молчит, потом нерешительно кивает и, не выпуская меня из объятий, садится повыше.
— Все эти люди: распорядители, стилисты и менторы, все они напали на нас! Ты спрятал меня под тряпками в лодке, а сам не успел. Они… они убили тебя, Финник! — она испуганно заглядывает в мои глаза, продолжая плакать. — Я видела, как они убили тебя. Я сидела и смотрела, как ты умирал, — она отворачивается и прячет лицо в ладошках.
— Тише, Энни, посмотри на меня, — я убираю ее руки от лица. — Видишь? Я жив. Я тут, с тобой. Никто не хочет нашей смерти. После Игр всегда снятся кошмары, ты же знала это. Сколько раз я будил тебя за то время, что мы знакомы? — она немного успокаивается, но слезы все равно продолжают бежать по ее щекам, и тогда я начинаю говорить то, что всегда спасало меня и ее. То единственное, что осталось у нас. То, что у нас никто не отнимет. — Я с тобой. Я не отпущу твою руку. Закрой глаза и тоже не отпускай меня. Только закрой и вспомни, что ты не одна. Мы вместе — это сильнее смерти и страха.
Последнюю строчку она проговаривает вместе со мной.
Проходит не меньше десяти минут, прежде чем она снова может говорить.
— Это вообще когда-нибудь закончится? — ее голос пропитан страхом.
Я глубоко вздыхаю. У меня просто нет права сказать ей правду, но и врать я тоже не могу, поэтому просто говорю:
— В любом случае, я всегда буду рядом.
Она тоже вздыхает.
— Я так и знала…
Через пару часов, когда Энни уже спит, я тихонько прокрадываюсь в свою комнату и тоже засыпаю.
Будят меня несколько женских голосов и запах чего-то вкусного. После такого сна, спать хочется еще сильнее, но голод все же заставляет меня подняться и начать этот день.
После душа я спускаюсь на кухню и вижу там Энни, которая помогает Мегз что-то готовить. Первой меня замечает наш бывший ментор.
— Мы не слышали, как ты встал, мальчик мой, — она улыбается и, честное слово, в доме становится светлее.
Я подхожу к ним и вначале чмокаю старушку в щеку, а потом прижимаю к себе Энни:
— Все хорошо? — шепчу ей я.
— Да… — она вздыхает. — Мегз сказала, что ты совсем исхудал, потому что я морю тебя голодом. Так что сегодня нас ждет вкусный обед.
— Ммм, я уже предвкушаю это, — говорю я и замечаю, с какой лаской на нас смотрит та, благодаря которой мы еще живы.
— Мои дети не должны быть тощими как селедки! — Мегз показывает пальцем на худенькую, хрупкую Энни, а я улыбаюсь, в очередной раз услышав, как она называет нас «своими детьми».
— Я же не виновата, что от природы тощая как селедка! — смеется Энни и выпускает меня из объятий, возвращаясь к готовке.
— Ничего, ничего. Буду почаще к вам заходить и подкармливать. Мои фирменные пирожки твою «природу» мигом переделают!
Я отворачиваюсь и смотрю в окно: солнце светит ярко, но волны слишком высокие для того, чтобы рыбачить. Соседские дети играют с котенком и так заливисто смеются, что я тоже улыбаюсь и представляю, как через несколько лет мы с Энни тоже заведем ребенка.
Но потом перед глазами встает сцена Жатвы. Ребенок двух победителей — лакомый кусочек для Капитолия. Я вздрагиваю и отворачиваюсь от окна, только лишь стоит подумать о том, что мой сын или дочка попадут на арену.