Когда я давал интервью журналистам, я был удивлен тем, что они так нервничают. Они сами ощутили это, потому что раньше они брали интервью у тех, кто нервничал сам, волновался о том, что у них спросят. Им могут задать вопросы, которые могут принести им определенные трудности. Им могут задать такие вопросы, ответы на которые могут раскрыть их лицо, а если они не ответят, это вызовет подозрения. Люди эти очень боялись журналистов, нервничали. Но со мной все было совершенно по-другому. И я сказал Изабель: «Позови всех журналистов со всего мира сюда, и я задам им жару. Вот что такое журналистика!» Если я открыт, вы не можете завести меня в тупик, я полностью доступен, и если я выложу перед вами все мои карты, до того как вы выложите свои, что вы сможете сделать со мной? На самом деле, все журналисты чувствуют такое неловкое положение как раз из-за того, что чувствуют всю правдивость моих слов. Они забывают о том, что они только журналисты. Их человеческое бытие находится в том же поиске, как у каждого человека, они ищут тишину, безмятежность.
Один журналист был здесь в гостях. Он хотел взять всего лишь получасовое интервью, а продолжалось то интервью полтора часа. Его начальник был очень сильно разгневан, но этот человек полностью забыл о том, что он был всего лишь журналистом, и он должен был задавать только те вопросы, которыми интересовались обычные люди. Но он был так увлечен беседой лично, что начал задавать вопросы, которые были интересны ему самому. Конечно директор был недоволен, он не понимал, что происходит. Они подготовили список всех вопросов заранее. Ему давали список снова и снова. Он держал список вопросов в руках, а продолжал беседовать со мной на отвлеченные темы.
— Раджниш, почему средства массовой информации создают вокруг вас такую суету?
— Потому что они никогда раньше не сталкивались с таким человеком, как я. Средства массовой информации имели дело только со священниками, политиками и подобными лидерами человечества, которые их очень боялись и нервничали. Политики нервничали, у них есть причины для того, чтобы нервничать. Поэтому журналисты были такими острыми и напористыми. Политики же пытались просто спасти свою шкуру.
И поэтому это вполне естественно, то, что политики так нервничают перед средствами массовой информации.
У меня с этим нет трудностей. Я могу говорить в точности то, что мне хочется сказать. Все средствами массовой информации так нервничают из-за того, что прекрасно понимают, что они не смогут этого передать, потому что если они принесут все это редактору, их могут просто выгнать с работы. Они нервничают также потому, что все сказанное мной ударяет по их предрассудкам. Они же люди. Самое главное — они люди, а уже потом они могут быть журналистами, сначала они могут быть христианами, а потом журналистами. И поэтому когда я наношу удары по их христианскому мировоззрению, они не могут ответить тем же. И естественно это становится для них причиной для нервотрепки. Они забывают меня спросить о том, что хотели спросить. Они никогда не встречали человека, как я, которому нечего терять, который может сказать все, что угодно, и который не принадлежит вашему обществу, которому наплевать на ваше уважение.
Папу очень волнуют эти вопросы, он думает о том, чтобы его высказывания не нанесли ущерб его репутации признанного религиозного лидера. И поэтому все его речи готовят заранее кардиналы, епископы, религиозные общины, редактируется все. Он просто оратор, но он не говорит самостоятельно. Вся церковь говорит от его имени, решает католическая иерархия.
Есть еще другая фундаментальная причина, по которой они так нервничают, потому что я совершенно свободный человек. Мне все равно, я могу даже противоречить себе, и поэтому они не могут загнать меня в угол: «Пятнадцать лет назад вы сказали вот это, а теперь вы говорите вот это». Они не могут меня загнать, таким образом в угол. Я говорю им, чтобы они забыли о том, что я им говорил пятнадцать лет назад. Истинно то, что я говорю сейчас. И я не могу обещать, что завтра повторю свои слова, потому что мне все равно, будут ли мои завтрашние слова соответствовать сегодняшним. И все равно также, будут ли ко мне относиться с уважением, что обо мне будут думать люди. У меня нет причины, чтобы нервничать, я просто наслаждаюсь тем, что они сами нервничают.
Это так странно, нечто новое. Если рядом с человеком, у которого берут интервью, поставить графин с водой, он может начать пить воду тогда, когда нервничает, чтобы занять себя чем-то, и перестать нервничать, тем временем, у него появляется время в эту паузу также обдумать, что говорить дальше. У меня все происходит в корне противоположным образом. Вода и все подобное нужны средствам массовой информации, а не мне. Они жуют виноград, пьют воду, ворочаются в кресле, иногда смотрят по сторонам на фотографов, иногда глядят на своих боссов. Они не могут расслабиться. Потому что это интервью уникальное, и им никогда больше не придется участвовать в таком шоу, только если они придут сюда снова.