Мгновения жизни отца народа

гости начали занимать столы, к центральному столу, так сказать президиуму

этого банкета подошёл Сталин вместе с членами Правительства и

маршалами. По происхождению Сталин был грузином, а грузины знают толк

в застольях и тостах, но банкет предполагался длительный, и роль тамады

взял на себя более молодой Молотов, - и сам говорил тосты, и давал говорить

другим. Сталин тоже не молчал и был весел, говорил свои тосты и дополнял

тосты Молотова, охотно шутил, скажем, что Берлин раньше был

гитлеровский, а теперь стал жуковский. Когда подняли тост за адмирала

флота Юмашева, командовавшего Тихоокеанским флотом, Сталин

предложил выпить за победу советского флота в будущей войне, и многие на

банкете уже понимали, о какой войне идёт речь, поскольку пакт о

нейтралитете с Японией СССР досрочно денонсировал 5 апреля 1945 года.

Но чем дольше длился банкет, тем тоскливее становилось на душе у

Сталина. Война была выиграна с тяжелейшими жертвами советских солдат, и

эти жертвы были во многом вызваны ленью и глупостью веселившихся на

банкете генералов. Пусть они не понимали этого, но они генералы! Кто-то же

должен был поднять тост за советских солдат, и поднять только потому, что

он генерал! Но генералы любовались собой, и пили друг за друга…

Сталин ждал и ждал тост за солдат, а ещё лучше – отдельные тосты за

солдат, за сержантов и за офицеров. Но этих тостов не было. В первом часу

ночи начали подавать десерт, Сталин не выдержал, встал, все замолчали.

- Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост.

Я, как представитель нашего Советского правительства, хотел бы

поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского

народа.

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он

является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав

Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил

в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы

нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

258

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он

— руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты

отчаянного положения в 1941-42 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что

не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не

оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое

заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.

Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошёл на

компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству.

Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была

отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с

создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и

надеялся, что мы все-таки с событиями справимся.

Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам

оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа!

Объявив, что он не будет больше говорить тостов, и показав примером, за кого именно надо произнести следующий тост, Сталин опустился на стул, ожидая реакции.

Но генералы, отбив ладони в аплодисментах тосту своего Верховного

главнокомандующего, поняли тост иначе. Дело в том, что маршал Жуков

хотя и находился за одним столом с Верховным Главнокомандующим, но в

его персональную честь не было сказано ни слова. Вот в этом генералы

увидели непорядок и старшие военачальники стали знаками подавать ему

Жукову сигнал на перекур. Жуков попросил Сталина сделать перерыв и тот

не возражал. Сталин остался курить трубку за столом, а все вышли в

курительную комнату и здесь генералы попросили маршала Жукова начать

короткое выступление, чтобы они могли предложить здравицу в его честь.

Жуков согласился, и после перерыва встал, дождался молчания и не

спеша начал.

- Если бы меня спросили, когда за всю войну мне было тяжелее всего, то я бы ответил, что осенью и зимой при обороне Москвы, когда практически

решалась судьба Советского Союза…

Поняв из вступления, что Жуков будет говорить не о солдатах, а о себе, Сталин попытался подсказать ему, что от Жукова ожидается.

- Вот вы, товарищ Жуков, вспомнили оборону Москвы. Правильно, что

это было очень трудное время. Это была первая победоносная битва нашей

армии при защите столицы. А вы знаете, что многие ее защитники, получившие ранения и отличившиеся в боях, оказались не отмеченными

наградами и не могут получить их, так как стали инвалидами!

259

Но Жуков ничего не понял.