Мгновенная карма

– Ты даже не потрудился прийти на нашу презентацию, – мрачно говорю я. – После того, как я… практически умоляла тебя прийти вовремя. Но ты и этого не сделал.

– В тот день в Центре был аврал, не хватало рабочих рук. Мама без меня не справилась бы.

Но и мне нужна была твоя помощь, хочу я сказать. Но не могу. Только не ему. Вместо этого я прикусываю щеку изнутри и отвожу взгляд. Воспоминания о том утре возвращают тот же гнев, тот же страх, и Квинт, должно быть, чувствует, что наш спор перешел на иной уровень, потому что, когда снова начинает говорить, в его голосе угадывается оттенок беспокойства.

– Послушай, я знал, что ты справишься без меня. Ты… – Он замолкает и жестом указывает на меня, описывая рукой круг в воздухе.

Я бросаю на него холодный взгляд.

– Что я?

– Ты молодец! – говорит он с неловким смешком. – Ты, типа, лучший докладчик в классе. Ты не нуждалась во мне.

– Но я нуждалась! – кричу я.

Потрясенный, он откидывается на спинку стула.

Я резко выдыхаю через нос. Руки дрожат. Мне нужно, чтобы он понял. Все его прошлые опоздания – бог с ними. С этим я смогла смириться. Но в тот день… В тот день. Это было предательство. Неужели он не понимает?

– Я ненавижу выступать на публике, – начинаю я, но тут же замолкаю. Потом крепко зажмуриваюсь и встряхиваю головой. – Нет, не то чтобы… В общем, не сам процесс. Но эти минуты перед выходом! Когда я представляю себе, как все будут смотреть на меня. Это кошмар. Я справляюсь с выступлениями только потому, что репетирую до одури. Помнишь, я просила тебя прогнать со мной доклад заранее, а ты сказал, что слишком занят, хотя, очевидно, просто не хотел тратить на это свое драгоценное время, или, может, не хотел общаться со мной больше положенного. В общем, неважно, я все понимаю. – Я всплескиваю руками. – Но я не могу пускать все на самотек, как это делаешь ты! Так что мне пришлось все делать самой. Составить речь без тебя, репетировать без тебя, но, по крайней мере… Я надеялась, что ты хотя бы будешь рядом в самый ответственный момент. Я думала, ты принесешь наши бумаги, и тогда никто не будет пялиться на меня, и, кроме того, ты мог бы… ну, сам знаешь. Делать то, что ты умеешь. – Теперь моя очередь неопределенно махнуть рукой в его сторону. – Заставить людей смеяться. Создать непринужденную обстановку. Тогда я смогла бы провести нашу презентацию, и получилось бы отлично. Но тебя там не было! И знать, что ты не придешь – это было ужасно!

Я умолкаю.

Впрочем, я еще не закончила. И могу еще много чего сказать. Напомнить, как он перебил меня, явившись в класс посреди моего выступления. Как нарочито медленно раздавал бумаги. Но глаза уже щиплет, и я не решаюсь продолжать.

Я не могу смотреть на него, поэтому утыкаюсь взглядом в стол, почесывая висок авторучкой.

Квинт прыскает от смеха, что одинаково возмутительно и неожиданно, и я понимаю, что я черкаю на лице пером авторучки. Я морщусь и пытаюсь стереть каракули пальцами.

– Так задумано, – бурчу я.

– Тоже мне, трендсеттер, – бормочет он в ответ. Потом берет салфетку, макает ее в стакан с водой и тянется ко мне через стол.

– Так лучше, – говорит он, стирая чернила с моей кожи.

Закончив, он бросает скомканную салфетку на стол. Наши взгляды встречаются. Я не могу понять выражения его лица, но он как будто что-то обдумывает. Что-то важное.

Нас разделяет всего лишь маленькая столешница. Наверное, он мог бы перегнуться и…

– Прости, – говорит он, заставляя мои мысли свернуть со скользкой дорожки. – Я не знал. Я думал… Ты всегда выглядишь такой уверенной, когда выступаешь перед классом. Я даже не догадывался…

На его лице отражается искреннее раскаяние.

Он делает глубокий вдох и продолжает:

– Помнишь тот вечер, когда здесь устраивали караоке?

Я киваю. Последние несколько дней я почти не думала о караоке, но теперь воспоминания захлестывают меня. Первые мощные аккорды «Мгновенной кармы». И как для меня исчезло все вокруг, пока я пела. Все, кроме Квинта. Его взгляда, прикованного ко мне, его чуть удивленной улыбки…

Я смотрю в стол, внезапно смутившись, и… Боже, я краснею.

Какого черта?

– Я видел, как те люди выходили на сцену, – продолжает Квинт, и я снова смотрю на него. – И думал, что, наверное, нет ничего мучительнее, чем петь перед такой толпой. Я бы предпочел пломбировку зубного канала. – Он преувеличенно содрогается. – В общем, я понимаю. В каком-то смысле. Боязнь сцены и все такое. И ты права. Мне следовало быть рядом. Ты так просила меня об этом. – Он замолкает. – Честно, мне очень жаль.

Какое-то время мы сидим молча. Мимо проходят туристы и отдыхающие с пляжа. Птицы кричат, надеясь, что мы оставим им немного еды.

– У меня есть прием, – тихо говорю я.

Брови Квинта взлетают вверх.

– Когда мне нужно выступать перед людьми, я говорю себе, что это всего лишь пять минут моей жизни. Или десять, или двадцать, неважно. В масштабе Вселенной пять минут – это ведь ничто, верно? И мне нужно просто пережить эту малость, а потом все вернется на круги своя.

Его губы кривятся.