Mi Lucha

С этим невнятными бормотанием Гитлер окунулся в сон. Ему снился его доппельгангер. В той, другой жизни Гитлер не поступил в Академию живописи. Зиму он бедствовал, голодал, шатался по Вене в поисках поденной работы и вместе с тем – упорно учился, много читал… Ему удалось сдать экзамены на архитектора. Его заметили еще студентом. Поручили первый самостоятельный заказ – небольшую виллу на окраине Мюнхена. Мимо, по проселочной дороге, случайно проезжал Ле-Корбюзье… Вскоре Гитлер получил приглашение в Париж…

Париж

Весенний Париж, прохладный и солнечный, весь был засыпан нежным цветочным снегом. Казалось, что фиалки растут всюду, где есть свободный клочок земли, словно сорняки… Другим городским сорняком, только гораздо более крупным, был каштан. Все это цвело и сыпалось, заполняло сиреневой, сизой и белой дымкой щели и выемки – подобно тому, как тополиный пух сглаживает острые углы русских или польских городов.

Они сидели в небольшом ресторанчике на Виа Пердэ. Гитлер даже и не подозревал о существовании этого заведения, хотя не раз проходил мимо: ресторан располагался в переулке, вход был за углом… Хитрые фашисты выбрали это место не зря.

Все было так же, как и в прошлом году, когда он последний раз был в Париже. Разве что, на улицах стало больше негров… Попадались и латиносы, также бежавшие от диктатуры лучистов.

Сальвадоре сидел рядом и задумчиво поигрывал тонким цилиндром в кожаном футляре, который выглядел в его огромных руках маленьким, будто авторучка. Это был портативный электрический парализатор – недавнее американское изобретение, в данный момент обращенное как раз против Америки, да и всего цивилизованного мира, а именно: прямо в бок Адольфу Гитлеру. В двух шагах была улица, воля, но он и помыслить не мог, чтобы бежать.

На обед подали чили и паприку, графинчик текилы и соленые лимоны.

– Скажите, Адольф, – спросил Генрих, опрокинув рюмку и слизав соль с рукава, – насколько серьезно вы вчера в поезде говорили о гомосексуалистах? О том, что их надо подвергнуть массовому уничтожению, как и чернокожих?

– Я протестую! – воскликнул Сальвадоре.

– А тебя не спрашивают, милый. Адольф, может быть вы просто скрытый лучист, так сказать, в латентной форме?

– Да, может быть… – рассеянно произнес Гитлер.

Он не очень-то понял смысл вопроса, потому что снова и снова переживал свой сон, стремясь выучить его наизусть, так как не мог прямо сейчас, как обычно, перенести смутные ночные образы на холст. Он видел себя в какой-то странной бежевой форме, в галифе и сапогах, на рукаве у него была повязка – красная с черным… С символом плодородия, заключенным в круг, вроде тех странных знаков среди злаковых полей – такое может пригрезиться только во сне… Вот он входит в просторный кабинет, уставленный массивной мебелью, навстречу встают какие-то люди, одетые в такую же форму… Один из них протягивает ему коробочку, Гитлер знает, что в коробочке яд, и он знает, что больше всего на свете хочет немедленно принять его…

Кроме того, все утро его мучил один странный вопрос… В его руках был черепаховый нож для бумаги, которым здесь разрезали салфетки. Гитлер неуклюже вывернул его, и хрупкая кость сломалась.

– Что вы имели в виду, милый Франц… То есть – простите – Генрих, когда говорили вчера о доппельгангере?

– Я знал, что вы об этом спросите, Адольф! – обрадовано воскликнул Генрих, но Сальвадоре, уловивший смысл немецкой речи, вдруг пнул Генриха под столом.

– That does not matter anymore now, – сказал Генрих. – Наоборот: если я расскажу об этом, то он лишний раз убедиться в мистической силе нашего могущества.

– Hablo что хошь! – сказал Сальвадоре на испанско-русской смеси и громко, с негодованием пернул.

– Речь идет о событии, которое произошло в мае 1916 года. Гм… Или о событии, которое тогда не произошло…

– Мица! – встрепенулся Гитлер. – Какое вам вообще до нее дело?

– Будто не догадываетесь!

– Ничуть.

– А я думал, вы более проницательны. Разве вам не показалось странным, как вела себя ваша жена после своей суицидальной попытки?

– Это было естественным.

– Разве вы не заметили, что она стала немного другой, будто ее подменили?

– Разумеется… Такое перенести… А что вы хотите сказать? Бог мой! Вы хотите сказать…

– Именно! Мы действительно ее подменили. Ваша первая жена на самом деле покончила с собой в 1916-м году.

Гитлер зажмурился. Нож и вилка выпали у него из рук.

– Абсурд! – вскричал он. – Вы меня провоцируете! Зачем вы меня провоцируете?

– А что вы так разволновались? Если бы подобное сказали мне, то я бы просто улыбнулся и все.

– Но я же сам вытащил ее из петли!

– Конечно-конечно. Только вытащили вы уже не Мицу, а нашего спецагента, фройлен Гаупшлюхер, которая была приставлена к вам как к лидеру национал-социалистов. Это, вообще – сюрреалистическая и очень смешная история. Когда-нибудь мы все вместе посмеемся над ней.

– Сейчас! – сказал Гитлер. – Я бы хотел посмеяться сейчас.

– Ну, хорошо. Сначала мы просто думали завербовать Мицу, для чего подослали к ней нашего парня под видом любовника. Ну и, как только он…

– Постойте! Разве у Мицы был любовник?