Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

В твоих-то хоромах уютней! Мы будем довольны судьбой!
Как крысы за гамельнской лютней, мы ринемся вслед за тобой!
Но хиппи, наследник печали, растаял в кипящем дыму,
И зрители сразу отстали, которые льнули к нему.

Подначка — великое дело! Прекрасная вещь — западня!
Воспеть же! (Отпеть же!) И смело вернуться к насущности дня.
Но вскорости ж — новые траты… И снова увязывать вам
Искусственные заплаты с естественной тягой к деньгам.

Так хиппи, лишась интересов, несут на загривке, под блюз,
Своих неотвязчивых бесов дублёный и замшевый груз.
Мостами, лесами проносят на ниточках тоненьких шей,
Не чуя, как носят, где сбросят непрошеный тучный трофей.

Готовый к любым присосаться системам, филистер живёт
Банальный. Не все согласятся, что имя ему — хиппиот.
Трудней, чем зарубки на сучьях, давать хитрецам имена:
Их лики меняются. Сущность их — та же во все времена.

Буржуйство! Тебе не впервые
Кататься у нищих на вые!
На сотнях мостов, поворотов (Америка, Лондон, Мадрид) —
Глянь: хиппи несут хиппиотов. Кто смотрит — всегда разглядит.

Зима 1976

«Кто в романтику жизни не верит…»

Кто в романтику жизни не верит,
Тот не верит (нелепая туша!)
В океан, на земле занимающий
Втрое более места, чем суша!

Но и логику тот ненавидит,
Кто, упёршись копытами в берег,
Смотрит в море, — а моря не видит,
Смотрит в небо, — а в небо не верит.

1976

Адам и Ева

— Нет! — сказала Ева. — Я упряма:
Я не выйду замуж за Адама!
            — Но почему и отчего? —
            Скажи мне, будь добра!
            — Да он калека! — у него
            Недостаёт ребра.

1976

Закон песен

Хороводы вакханок в экстазе,
Фавна к нимфе копытца несут…
Что ж, сойдет, как рисунок на вазе,
Но для лирики — чистый абсурд!

       Лишь небесная страсть остается
       В песнях вечной. (Лаура, живи!)
       Существует, но вряд ли поется
       Земноводная грубость любви.

Кто там в рощу так робко прокрался?
Притаился под сенью ветвей?
Пой! — пока на балкон не взобрался,
Не назвал Инезилью своей.

       Пой — пока, по искусства законам,
       Девять Муз во главе с Купидоном
       Девять шёлковых лестниц совьют…
       Серенады поют — под балконом.
       На балконах — уже не поют.

И, тем паче, с высот геликонов
Тот сорвётся, кто тайны притонов
С гордым видом выносит на суд.
(Вас на пуговицы переплавят,
Сир! А пуговицы — пропьют!
Кто же карту краплёную славит?!
Спрячь её, незадачливый плут!)

       Очень многое — так нам сдается, —
       Существует. Но… ах! — не поётся.
       Грусть — поётся. Надеждой на чудо,
       Упованием песня жива.
       Но у блуда нет певчего люда;
       Вещий голос-то взять им — откуда?
       (Что поделаешь — жизнь такова!)