Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Кое-кого «рубила» медицина. Помню, как я плакал, бревном валясь на постель, и не мог заснуть. Не помогал и спорт, по-прежнему обязательный. Я завидовал галерным рабам. Однако, похоже, психологи Школы лучше меня знали, что способен выдержать человек. Каких только ситуаций не моделировалось, одна другой хуже — вспомнить тошно и страшненько. В реальной жизни такого не бывает. Годам к шестнадцати я уже мог не спать до пяти суток подряд, сохраняя работоспособность и относительно ясную голову. Кроме того, помогал и «демоний».

Зачем?

В то время я понимал зачем — теперь перестал понимать. Ну неужели мне жилось бы хуже, не стань я функционером?..

Наверное, да. Точнее мне никогда не узнать, вот что обидно. Слеп ты, человек. Нет прибора, позволяющего посмотреть, что было бы с тобой, сверни ты на улице направо, а не налево. Может быть — ничего. А может быть, труп, размозженный выскочившей на тротуар машиной или обрушившимся карнизом.

И — хуже того — с недавних пор опять заворочались, начали просыпаться во мне старые сомнения… А с чего я, собственно, вообще взял, будто «демоний» есть мое личное, шкурное ЧПП — чутье правильного пути, пресловутое шестое чувство? Что я вообще знаю о нем и о его целях? Может быть, он помогал мне лишь до определенной, неизвестной мне границы — например, до этой паскудной и страшной истории с пандемией самоубийств? Может быть, он печется вовсе не о моей пользе, а о пользе чего-то такого, о чем я не имею ни малейшего понятия, но связанного со мною как с простым инструментом вроде пассатижей; а как только надобность в инструменте отпадет — суд чести, вердикт, пуля в череп?..

А вот это запросто.

2

— Сколько уже за сегодня? — хмуро спросил Малахов.

Воронин мельком взглянул в электронную шпаргалку.

— Двести девять. — Еле слышно пискнуло. — Простите, уже двести десятый. Только что.

Малахов поблагодарил кивком. Часть данных, как всегда, запаздывала — на сутки, на двое, — и, разумеется, не все из этих двухсот десяти покончили с собой сегодня. От того было не легче. Часть сведений о сегодняшних самоубийцах поступит в ближайшие дни, и тогда выяснится, что их еще больше. Их с каждым днем все больше.

— Юрий Савельевич, что у нас нового по статистике?

Лебедянский откашлялся.

— Мы провели кое-какую обработку, Михаил Николаевич, включая последние данные как по Конфедерации, так и по миру… а также того, что передал нам Отто Оттович. Уже сейчас можно сказать: предварительные прикидки неверны.

— То есть?

— Рост числа самоубийств не является экспоненциальным. Строго говоря, он и не может быть строго экспоненциальным, поскольку население Земли не бесконечно и рано или поздно скажется естественный предел. Дело в другом: кривая имеет такой вид, будто на Земле живет порядка семи — девяти миллиардов человек вместо двенадцати. Это, так сказать, группа риска, остальные, по-ввдимому, не восприимчивы… Точную цифру пока назвать трудно, отличие едва выходит за рамки погрешности. Вдобавок данные по зарубежью отличаются повышенной неопределенностью — фактически пока можно говорить лишь о наиболее вероятной кривой…

— Пока?

— Приблизительно через месяц скажем точнее.

Малахов секунду помолчал. Ну да… За месяц по одной только Конфедерации самоубийц станет больше тысяч на пятнадцать, а по миру, пожалуй, на полмиллиона. Отчего бы не подождать годика два? Погрешность в определении кривой сведется почти к нулю.

— Одним словом, группа риска — две трети всего населения? Я правильно понял?

— Приблизительно так.

— Чем-нибудь еще можете порадовать?

— Работаем, Михаил Николаевич. Гипотез, конечно, масса…

— Гипотезы меня не интересуют, — отрезал Малахов. Вспомнилась кривая рожа Нетленных Мощей: «Толку от них…» В достопамятной дискетке каких только гипотез не содержалось, Малахов убил три дня лишь на беглое ознакомление с ними. За неделю стараниями групп Лебедянского и Воронина их число выросло раза в полтора. Малахов группировал их по кучкам и сам себе напоминал отягощенного уймой времени бездельника, с тупым упрямством раскладывающего никогда не сходящийся пасьянс. Гипотезы эпидемические, невротические, психоурбанистические, пси-хозомбистские и множество других — с типами, классами, семействами, видами и подвидами. Они так и просились в классификацию в виде раскидистого древа. — Что-нибудь, кроме гипотез, у вас есть?

— Что-либо определенное утверждать пока рано, — осторожно сказал Лебедянский. — Честно говоря, я совсем не уверен, что мы сможем извлечь из голой статистики нечто сенсационное. Впрочем, делаем что можем.

Так. О чем докладывать Кардиналу — неясно. Перспективы «Надежды» неясны вдвойне.

— А социопсихологические модели? Выводы подтверждаются?