Мысль ускользала угрем, и я сделал усилие, чтобы вновь поймать ее за хвост. Черт!.. Не о том думаю. А подумать следует вот о чем, хотя вопрос, кажется, глупее некуда: а почему, собственно, первый доставшийся Конторе укус фактора Т пришелся на «нижних»? Их всего-то человек триста из почти двух тысяч, а попало именно им, расправу над собой учинил не Воронин, не Штейн (тьфу-тьфу-тьфу!), а балласт…
Глупо. Теория вероятностей не любит олухов, делающих далекоидущие выводы на основании единичного факта, но проверить тем не менее было не вредно… Минут десять я ходил по своим апартаментам из рабочего кабинета в личный и обратно, курил, валился на диван и вскакивал, даже заглянул в камеру психологической разгрузки и пнул «болвана», прежде чем додумался, как это проще всего сделать. Поистине удивительны дела твои, господи: почему это никому не пришло в голову раньше?
Статистика по Службам. По всем четырем. И по всем людям, работающим на Службы, от верхов до низов, от штатных до привлеченных, отдельно по каждому выступу иерархической лестницы, не пропуская ни одной ступеньки…
Пепел с сигареты падал на клавиатуру — я не обращал на него внимания. Цифры были под рукой, комп извлекал их мгновенно. Итак. Высшее руководство Служб, функционеры, их заместители и ближайшие соратники — руководители отделов и направлений, администраторы, эксперты и консультанты, всего шестьдесят восемь человек. Математическое ожидание числа самоубийц на сегодняшний день, округленное до единицы, — ноль.
И верно, ноль.
Весь центральный аппарат Служб, четыре Конторы — одиннадцать тысяч восемьсот пятнадцать человек. Матожидание — четыре трупа к сегодняшнему дню.
На самом деле двое: Филин и Пушкарь.
Так.
Отдельно Санитарная служба сверху донизу — Контора, региональные управления, сеть постоянных инспекций на местах, принадлежащие Службе научные учреждения и предприятия, полевые санитарные части, персонал опорных баз, заградительные подразделения, спасатели, рекламщики, охрана всех мастей и еще многое и многое — всего один миллион сто шестнадцать тысяч человек округленно. Матожидание — триста семьдесят пять человек.
Реально — двести девять.
Все Службы вместе — грубо говоря, шесть миллионов человек. Матожидание — ровно две тысячи сто. Реально: тысяча двести двадцать семь…
Вот оно, черт побери! Почти вдвое меньше. Если бы не было сделано поправки на отсутствующий аномальный суицид детей, я бы не придал значения результатам. Но эта поправка была учтена — я с самого начала исходил из численности группы риска.
Разгадка была где-то рядом, я это чувствовал. Я взял ее след. Во-первых, бросалось в глаза странное распределение смертей, даже очень странное, чтобы не сказать больше. Во-вторых, не шел из ума подлец, напавший на Витальку и неизвестно зачем расколотивший о стену свою никчемную голову.
Да и сумасшедший лыжник, Ольгин дружок-попрыгунчик, припоминался отчетливо. В-третьих, что мне пытался объяснить Кручкович? Ведь он явно хотел что-то сказать, наверное, очень важное, а я, как последний идиот, не пожелал выслушать…
Фаечка была удивлена, когда я ураганом пронесся мимо нее и улетучился из Конторы так быстро, как только смог. Я позвонил из уличного автомата — не стоило доверять браслету сам факт разговора, не говоря уже о содержании. Кручкович не отозвался. Я так и думал, хотя, оказывается, еще на что-то надеялся… Поздно. Никто мне не растолкует, что есть что, никто не избавит от сомнений. Петля, опрокинутый табурет и ноги, не касающиеся пола… Голубоглазый тевтон Штейн дисциплинирован — он не пошлет своих людей, и Кручковича обнаружат через несколько дней по заявлению соседей, когда наряд полиции взломает дверь…
Неужели гипотетическая эпидемия — смешно уже и вспомнить об этой гипотезе! — бьет не кого попало? Выкосит две трети населения, если мы не помешаем, — а
И тут меня снова укололо — не очень сильно, даже слабее, чем вчера, когда я задумался о клинических испытаниях игрушки Филина. Судя по малой силе укола, ЧПП не предупреждало меня о явной опасности — просто давало совет, как достичь желаемого с наименьшими потерями.
Тут и думать было нечего: знал я шкурную сущность окаянного моего «демония», знал достаточно. Мне не следовало размышлять о материях, лежащих вне моей компетенции, — это раз. В еще большей степени мне не следовало спешить с выдачей на-гора методики лечения — это два. Выждать наивыгоднейший для себя момент начала паники, а уж потом!.. Метод-то, по сути, простейший, легко реализуемый на телецентрах, а уж телевидение — общее бедствие, и вряд ли сыщется на Земле человек, который не смотрел бы его хотя бы по нескольку минут в месяц… Так?
«Демоний» не бунтовал, одобряя.
Функционер Малахов — спаситель страны, а то и всей человеческой цивилизации, явившийся вдобавок в критический момент?!. Это интересно. Кардинала от восторга родимчик хватит.
Ну дудки!