Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Гипотеза могла быть сугубо неверна. Но если даже это было так, все равно выводы, следующие из нее, неизбежно и неудержимо оформляющиеся в поручения, распоряжения, приказы, во все то, что, подобно цепной реакции, приводит в движение сначала сотни, тысячи, затем и миллионы людей, а потом почему-то называется государственной политикой, — эти выводы все же могли оказаться спасительными! Несмотря на возможную ошибочность исходных постулатов. Несмотря на управленческий бардак. Несмотря ни на что.

Так бывает.

«Демонию» наплевать на человечество — он заботится лишь о хозяине. Функционер, чтобы выжить, должен не щадить себя в служении людям. В этом странном мире все взаимосвязано. Благо функционера есть общее благо, и никуда ты от этого не денешься, хоть тресни.

А кто, собственно, возражает?

Снова вякнул «шухер». Малахов, выругавшись, дал связь. Звонил Гузь.

— Михаил Николаевич, опять «Периферия». Кажется, у них еще один воздушный нарушитель из чумного района…

— Ну и что? Они не знают, что надо делать?

Гузь помялся.

— Простите, Михаил Николаевич, дело вот в чем… Там ведь могут быть беженцы. Я бы хотел уточнить: какие будут распоряжения?

Малахов неслышно выматерился. На мгновение перед глазами встало лицо полковника… как его… Юрченко, кажется.

— Без меня и в ерунде не можете? — спросил он желчно. — Ну вот что: нарушителя посадить и сжечь. Проследите. Нет там беженцев. А если есть, то я за это отвечу, а не вы. Понятно?..

Игрушка на дискетке оказалась до тошноты простой — обыкновенная головоломка для тех, кому голова не дорога, причем головоломка тупая. Нужно было сложить из фигурных деталей заданную конструкцию, в то время как лениво парящий вокруг конструкции птеродактиль то и дело норовил вытащить из нее своими зубастыми щипцами какую-нибудь несущую деталь, грозя обрушением всего сооружения, и подбить летучего гада было нечем. Упражнение на скорость, кто быстрее. На глаз никакого мерцания заметно не было. Малахов отметил про себя, что Филин, если он писал эту программу (а кто еще кроме?!), вряд ли особенно напрягал мозги — средний человек должен был справиться с задачей минут за пять. Очевидно, как раз такого времени хватало с лихвой для полноценного сеанса лечения.

Зато сквозь текст программы ему пришлось продираться, как через поглощенную джунглями свалку старых автомобилей, и яснее ясного было видно, что Филин как слепил свою поделку «на коленке», так и не пожелал к ней больше возвращаться, нимало не озаботившись вопросами эстетики или хотя бы удобочитаемости. Малахов весь взмок, прежде чем ему удалось вычислить в этом кошмаре нужную подпрограмму и отыскать в ней параметры мерцания.

Он выписал на лист бумаги колонки цифр: частота, длительность и количество импульсов в пакетах, длительность пауз, порядок чередования пакетов. Как он и подозревал, найденные параметры имели к тэта-ритму весьма отдаленное отношение, последовательность была совершенно оригинальная. Запоминая, он прочел цифры несколько раз. Затем сунул лист в лапшерезку. Затылок не болел.

Один из файлов игровой программы оказался текстовым. Малахов вывел его на экран и, не удержавшись, прыснул. Вместо ожидаемой инструкции по пользованию там оказался след чьей-то любви к афоризмам — то ли Кручковича, то ли Филина:

«Природу человека победить нельзя. Но можно ее обмануть».

И рамочка.

Спорить с данным утверждением Малахов не пожелал. Вместо этого он занялся обдумыванием ближайших шагов. Во-первых, скопировать спецдискету, но это задача для людей Штейна, притом чисто техническая и сравнительно несложная. Во-вторых, выявить — и как можно скорее! — нескольких вероятных кандидатов в самоубийцы, а начать с той вчерашней женщины, если еще жива. В-третьих, по поступлении материала — и хорошо бы уже завтра — приступить к проверке методики, предваряющей краткий, насколько возможно, цикл клинических испытаний…

И тут его укололо.

3

Ох, сколько разных словес мне довелось услышать от Юлии, на которую я напоролся в больнице в тот самый момент, когда она лаялась с дежурной сестрой и с дежурным же врачом нейрохирургического отделения, требуя немедленно пропустить ее к сыну и угрожая, между прочим, мной! Вспомнить противно. Зато и сестра, и врач, по-видимому, получили законное удовлетворение за перенесенный стресс, наблюдая со стороны нашу безобразную свару, — хорошо, что у меня достало ума оставаться спокойным хотя бы внешне.

Между делом я успел узнать, что серьезных изменений в состоянии сына нет, но нет и особых поводов для беспокойства — операцию организм перенес прилично, сделано все возможное, а что до дальнейшего, то оно от медицины уже не зависит, но, впрочем, можно прогнозировать благоприятный исход…