Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Наконец, при достижении процветающим видом критической численности, утверждал Филин, картина меняется резко, скачком. И вот тут-то, скромно сообщал он, виду предстоит пережить очень непростые времена. Адаптивное поведение особей, уже целиком определяемое полем, резко меняется, и изменение это лишь случайно может оказаться благоприятным для вида; на случайности же, как известно, лучше не рассчитывать. В худшем случае вид погибнет от адаптивной катастрофы, и кто знает, не было ли обусловлено вымирание некоторых видов именно этим обстоятельством, а вовсе не вульгарным поражением в борьбе за пищу. Во всяком случае, кладбища ящеров Мелового периода наводят на определенные мысли…

Любопытно, думал Малахов, в четвертый раз читая документ, попал ли этот отчетец к адресату? Скорее всего нет, а жаль. Ом фыркнул от удовольствия, представив себе выражение лица Нетленных Мощей, получившего вместо толкового анализа сомнительную байку о меловых динозаврах… Ей-ей, стоило бы посмотреть!

К счастью, писал Филин (и «к счастью» было выделено цветом и написано с тремя восклицательными знаками в скобочках), в большинстве случаев, по-видимому, срабатывает специфический механизм сохранения вида, проявляющийся в самоуничтожении той или иной части особей, как то явно наблюдается, например, у леммингов, пускающихся в свои безнадежные марши задолго до иссякания пищевых ресурсов данной территории…

Ай да Филин, отметил Малахов с завистью. Ведь и я о том же думал, и как думал — мозги трещали!.. Думал-то я, а объяснил — он. Хорошо, пусть не объяснил, пусть всего только предложил новую гипотезу, но поди ее опровергни! Дудки. Что толку трещать мозгами, коли трещишь впустую: рабочие наброски — в лапшерезку, пар — в свисток…

Вспышка зависти прошла, и он дочитал документ уже спокойно. Критическая численность, утверждал Филин, не есть величина постоянная для каждого вида — она зависит от целого комплекса причин, или факторов, и чем вид сложнее организован, тем больше факторов в комплексе и тем сложнее и тоньше их взаимодействие, тем непредсказуемее последствия привнесения любого, самого незначительного, на первый взгляд, нового фактора — от взаимоподавления до кумулятивных эффектов. Высчитать критическую численность такого сложно организованного вида, как Homo sapiens, писал Филин, в настоящий момент представляется категорически невозможным; эмпирически же (при настоящем положении дел в мире) мы должны принять критическую численность человечества равной нынешней, то есть порядка двенадцати миллиардов единиц… Как это ни фантастично звучит, можно предположить, что единое информационно-эмоциональное поле, или аура, есть первый робкий шаг на пути превращения человечества в единый суперорганизм, еще не обладающий сознанием и тем более разумом (если это вообще возможно, то произойдет естественным путем не раньше, чем через миллионы лет), но уже способный воспринимать действия раздражителей и отвечать на них приспособительными реакциями, чисто рефлекторно. Можно сказать, писал далее Филин, что суперорганизм-человечество не так далеко ушел от уже упомянутой амебы, как хотелось бы, — но важно то, что он уже ведет себя, он уже живой…

На этом восстановленный фрагмент обрывался. Дальше шли несколько абзацев сущей бессмыслицы, восстановленных условно, и запущенный Малаховым логический анализ выдал на-гора пятнадцать вариантов их прочтения, противоречащих один другому, так что, пожалуй, рассматривать эти абзацы не имело большого смысла.

Он снова вскочил, забегал по кабинету. Звякнул вызов «шухера» — Малахов не обратил на него внимания. То, что писал Филин, скверно адаптируя формальный язык науки к восприятию Нетленными Мощами, начало понемногу откладываться в голове.

Возмущенная аура человечества, бурлящее информационно-эмоциональное поле… Единое психополе человечества, регулирующее самое себя.

И — заодно уж — численность человечества…

Возможно, и у жалких леммингов существует подобное поле. Почему бы ему не существовать? Перегрузка недопустима. Вид должен жить. Не особи и даже не популяция. Вид целиком. Где коренится механизм процесса — вопрос не сиюминутный, на дальнюю перспективу. Геном человека изучен вдоль и поперек, но ближе ли мы стали к пониманию явления под названием «человек»? Не смешите меня. Как насчет «пассивной» части генома, вроде бы не несущей никакой информации, но отчего-то вчетверо большей, чем «активная»? Кто-нибудь когда-нибудь ею всерьез занимался? Сомнительно…

Значит, принимаем гипотезу как рабочую?

Многострадальный издерганный затылок молчал — «демоний» не пожелал воткнуть иглу. Мало того — опять, второй раз в жизни! — что-то похожее на теплую ладонь коснулось головы — и краткое, в чем-то схожее с оргазмом ощущение блаженства…

Ясно.