Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

— Поспи и пройдет, — посоветовал он и тут же спохватился: — Нет, ты себе не вообрази ничего такого, я был бы только рад тебя взять, вдвоем мы с этой бандой веселее справимся, а только… не советую. Тебе ведь какое-никакое удовольствие получить нужно? Не будет тебе удовольствия. Понял?

Да, меняет нас время… Вот и Димыч зачем-то стал со мной дипломатничать, оправдываться стал передо мной, вместо того чтобы молча сунуть мне под нос кукиш, как бывало между нами когда-то — просто, доступно и необидно. Вот и я, вместо того чтобы как следует треснуть его ладонью по спине и высказать ему все, что думаю о его неуклюжих реверансах в мой адрес, потребовал только:

— Поясни.

— Забыл ты Школу, Миша, — сказал Димка с сожалением. — Хотя, по правде, Школа — та еще аномалия, леший с ней… Короче, объяснить тебе, что будет? — Он осклабился. — Объясняю. Во-первых, имей в виду, что завтра к месту сбора явятся несколько родителей, обеспокоенных тем, как бы их дорогих чад не поморозило, не простудило и не загрызло волками, медведями, саблезубыми тиграми и прочей вымершей фауной. И я буду битый час рассыпать перед ними перлы своего красноречия, а ты будешь слушать, зевать и прыгать, чтобы согреться, дурак дураком. Во-вторых, вести в лес с ночевкой два десятка обормотов, да еще по первому разу — радость небольшая, можешь мне поверить. Для начала Матюшев и Чупрыгин подерутся за коровьи глазки Анечки Шанцевой, и совершенно напрасно, поскольку глазки эти давно смотрят в сторону балбеса Суходоева из девятого «А». Потом кто-то начнет ныть, кому-то на ногу уронят полено, кто-то решит подшутить и спрячется, чтобы послушать, как мы оглашаем лес глупым ауканьем, и при прочесывании леса кто-нибудь в самом деле потеряется, ну а в конце концов ты возвращаешься домой злой как черт с ощущением бездарно потерянного времени и твердым намерением никогда не иметь дел с молодняком. Убедил?

— Красно говоришь, — похвалил я. — Век бы слушал. Кстати, ты вернуться, часом, не подумываешь?

— А что, есть вакансия? — Димка неприятно усмехнулся. — Твоим пресс-секретарем?

— Дубина. Лет пять на низовке, естественно, проведешь, ну и что? Кто в нашем выпуске был самый способный? Ты. Функционер бы из тебя вышел — блеск, не мне чета. Соглашайся, а? Кардинала как-нибудь уломаем.

— Правду сказать? — спросил Димка.

— Ну?

— Не хочу. Не ты первый предлагаешь. Просто не хочу.

— Ну и дурак.

— Ну и переживу, что дурак, — отрезал он. — Ты-то зачем с нами в лес просишься?

— Хочу отдохнуть, вот и все.

— Ладно, — сдался Димка. Все-таки он был доволен, правда, ровно настолько же удивлен моей настойчивостью и, боюсь, не вполне мне поверил. — Я тебя предупредил, а там как знаешь. Только не опаздывай. Да, насчет моего должка… Подождешь еще немного, а?

— О чем речь, — уверил я. — Может, тебе еще надо? Ты скажи.

Он даже испугался — за свою независимость, как я понял, — и я, естественно, не стал настаивать. Бог ему судья. По идее, я должен был бы испытывать к нему легкое презрение, а вот не было этого ни капельки. Было во мне что-то другое, не очень приятное…

Может быть, зависть?

Заехав по пути домой в банк, я обналичил часть своих денег. Как я подсчитал заранее, банкноты дали лишний килограмм веса, но с этим приходилось мириться. Если мой отчаянный финт удастся, довольно долгое время мне не придется пользоваться кредитной карточкой.

Кое-что из снаряжения сохранилось у меня в кладовке, кое-что пылилось на антресолях. Большой рюкзак и маленький герморюкзачок — с ним я нырял в сифоны пропастей Бзыбского хребта. «Дыхалка» тоже оказалась в порядке и даже с заряженным до трехсот атмосфер баллончиком. Разве что резиновый загубник время испещрило сеточкой трещин. Давненько я не держал тебя во рту, приятель… Хочешь в сифон?

Утром я еще раз тщательным образом проверил содержимое малого рюкзачка. Кажется, все было на месте. Еда. Денежный кирпич в дополнительной термоупаковке. Разные мелочи. Карманный комп — куда я без него? Табельное оружие. Табельный мозгокрут. Что еще? Жаль коллекцию топоров — придется оставить тут, на растаскиванье…

Дискета-монетка полетела в камин. Вспыхнул и погас факел синеватого пламени. Все.

Напоследок я поймал Бомжа и, чувствуя угрызения совести, вынес его на крыльцо.

— С собой взять не могу, а дома оставить не получается. Ты уж извини.

Бомж шевельнул хвостом, вопросительно мякнул и легонько цапнул меня за запястье. Он еще не догадался, что с ним не играют, и это меня устраивало. Больше всего на свете мне не хотелось увидеть в его зеленых искрах одну очень простую вещь: понимание.

— Весна скоро, — сказал я ему. — Не пропадешь.

Не знаю, смотрел ли он мне вслед — я ни разу не оглянулся.

3

Топаем.

Просека в лесу пряма, как автострада, и скучна до отвращения, Большинству гимназистов до чертиков надоело месить снег, но у Димыча на этот счет своя теория. Подозреваю, что она звучит так: «Чем хуже, тем лучше».

Извращенец.