Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Я послал те же штурмовики утюжить изготовившийся к взлому моей обороны бронированный кулак Даву, Нея и Жюно — и напрасно сделал: здесь Виталька держал очень серьезные средства ПВО, и мои штурмовики гробились почем зря, не причиняя противнику существенного урона. Внезапный артналет тоже получился жиденьким: на левом фланге от моей обороны уже почти ничего не осталось, кроме минных полей, и эти-то поля эскадра Виталькиных «Миражей» просеивала в мелкую муку кассетными бомбами. Грохотало и выло так, что затыкай уши. Ну ладно… По перепаханному на метр в глубину грунту как танки Даву, так и БМП Мюрата пойдут не слишком шибко, что мне и надо, так что до Семеновского оврага (в нашем масштабе — каньона) под перекрестным огнем и ударами с воздуха дойдет едва ли половина бронированной армады, где и упрется, а в обход мне ее надлежит не пущать до тех пор, пока спецназ Платова и десантники Уварова не проведут отвлекающую диверсию на правом фланге…

— Забавно, — сказал Виталька, когда его наступление начало выдыхаться, а я выбросил десант у него в тылу. — Почти как в двенадцатом году, разве что масштабы другие. Только ты поторопился, пап. Кутузов послал Платова и Уварова позже — я еще твой центр почти не атаковал. А вообще — соответствует. Та же самая тактика и у Наполеона, и у меня. Собственно, тут само напрашивается. Вот если я попытаюсь обойти твой левый фланг — ты что сделаешь? Бросишь резервы. И получится у нас встречная танковая мясорубка, как под Прохоровкой…

— Много ты понимаешь, — сказал я. — Наполеон вовсе не собирался всерьез атаковать левый русский фланг, сказки это. Ему пришлось пойти на вариант, который он с самого начала считал запасным. А знаешь почему?

— Почему?

— Потому что русскими войсками командовал Кутузов, а не я. Наполеон умел прорывать боевые порядки, а наш лукавый царедворец никогда не мешал противнику сполна пожать плоды своих заблуждений. Вот посмотри на первоначальное боевое расположение русской армии — ну не бездарно ли? А между тем для французов были приготовлены две ловушки, и только по чистой случайности ни одна из них не сработала.

— Это какие же, пап? — Сын, конечно, не поверил. В его возрасте ничему не верят. А если ловушка с приманкой не захлопывается, она называется кормушкой. Все правильно.

— Во-первых, корпус Тучкова. Это была меньшая из двух ловушек и всем известная. А главная — батарея Раевского, как ни странно. Как ты думаешь, почему из шестисот с лишним русских орудий центр позиции защищало всего восемнадцать? Что за махровое дуроломство, если не вредительство, а? Кто и почему отвел пехотное прикрытие?

— Ну? — спросил Виталька.

— Батарея должна была геройски погибнуть максимум на втором часу сражения. Что должно было произойти дальше? Ну, я слушаю.

Сын пожал плечами.

— Ежику понятно, пап. Наполеон должен был ввести в прорыв ударные части, чтобы развить успех и рассечь армию противника надвое, одновременно сковав боем фланги — сил для этого у него было достаточно.

— Правильно мыслишь, — похвалил я. — Мысли дальше — дело хорошее. Предположим, так и произошло. Теперь ты Кутузов. Твои действия как полководца русской армии?

— Ну, — наморщил лоб Виталька, — я попытался бы подтянуть резервы… особенно артиллерийские. И — прямой наводкой! Сражения бы не выиграл, но от полного разгрома армию, может, и спас бы.

— А если резервы разместить заранее?

— То есть? Погоди, ты хочешь сказать…

— Именно. Вот здесь, — я эффектно обвел пальцем полукруг, — у Кутузова стоял мощнейший артиллерийский резерв и — одновременно — артзасада. Худо бы пришлось Буонапар-те, прямо скажем… А не захлопнулась ловушка по одной простой причине: батарея Раевского продержалась впятеро дольше ожидаемого, произошел редкий случай, когда героизм солдат послужил помехой замыслам полководца. Приказ защитникам отступить в начале сражения был бы дик, а потом стал невозможен: вся армия смотрела на геройскую батарею, как на знамя, а Кутузов всегда адекватно оценивал моральный фактор… Короче говоря, он понял, что ничего изменить нельзя, и приказал убрать засаду. Вот так-то подлая реальность гробит администрирование. Еще и хуже бывает, только реже.

Пока Виталька, морща лоб, переваривал, сражение застыло. Окутанная сизым дымом установка «Ливень» как присела набок после залпа с двухсот направляющих, так и забыла выпрямиться. По виртуальному небу перед Виталькиным носом со скоростью амебы в тихом пруду плыл многотонный реактивный «чемодан» с кассетной головкой, и с его сопла отшелушивалась обгоревшая краска.

— Правда так было, пап?

Я развел руками.

— За что купил, за то и продаю. Поговорку о том, что все тайное становится явным, придумали идиоты для самоуспокоения. Убедительная версия, и только. А ты не замечал: чем дальше от времени события, тем больше версий, причем каждая убедительнее предыдущей?

— Ну, пап! — Виталька развеселился. — Этак что угодно можно как угодно…

— Можно и нужно, а ты думай. Полезное занятие для умных людей.