Мягкая ткань. Книга 2. Сукно

Из дневника Нины Каневской:

Сегодня, так же как из года в год, по Красной площади шли парадно войска, летели самолеты, шли танки. Я, конечно, сбегала в центр и наблюдала парад. Особенно понравились танки. Сначала шли средние, потом тяжелые и наконец сверхмощные, новой конструкции. Я их хорошо рассмотрела. Жаль, что не умею рисовать. На улицах, несмотря ни на что, все же праздник. Холодный ветер треплет над подъездами красные флаги, в магазинах столпотворение. У меня тоже по-праздничному: вчера мылась, постирала, вымыла полы, сварила обед. Борщ мясной и голубцы – не так уж плохо по нашим временам.

Где-то в переулке она внезапно попала в толпу студентов, – кажется, это было уже в сороковом году. Они держали в руках флаги, транспаранты. Некоторые хором пели, раскачивались. Один крикнул: «Ой, а можно я вас провожу!». Все захохотали – давай, беги, а то она уходит.

Нина шла и оглядывалась. Ей было хорошо.

Глава десятая. Шестнадцатое октября (1941)

22 июня поздно вечером она объявила тете Жене, что уезжает в Москву. Та внезапно расплакалась.

Нина удивилась. Она еще сама была не уверена в своем решении, готовилась к контратаке, к ее аргументам – сильным, взрослым, сбивающим с ног, она искала свои, пыталась нащупать внутри себя ту самую главную, последнюю правду, которая сможет убедить тетю Женю, – а оказалось, что все это не нужно: тетя Женя сразу поняла, что решение принято. Дядя Игорь, как всегда, молчал, потом пошел спать – завтра рано на работу.

Наконец, когда все успокоились, уже ближе к часу ночи, Женя, наконец, спросила: что же ты там будешь делать, на что жить, с кем жить, где? Ну, где, это понятно, медленно стала отвечать Нина, пытаясь говорить лаконично, точно, без лишних эмоций, мамины родственники, тетя Таня и дядя Леша, по-прежнему присматривают за квартирой, только присматривают, неожиданно спросила Женя, или живут, не знаю, может, и живут, это неважно, даже еще лучше, меньше хлопот, с бытом, с приготовлением пищи, все уже есть, дом в жилом состоянии, но в принципе я не собираюсь задерживаться надолго, сразу, на следующий день пойду в военкомат. Мой возраст призывной, меня обязаны взять в армию, в школу медсестер, в школу радисток, я знаю, я слышала о таких, возможно, я попрошу вас написать мне рекомендацию и заверить ее в райкоме, все-таки твой муж, Женя, офицер советской армии, военврач в серьезных чинах. Да нет, сморщилась Женя, и вдруг решила поставить на стол варенье, абрикосовое, с прошлой зимы, обычно она его берегла, и Нина удивилась, ты что, да, понимаешь, я же для тебя его берегла, и потом, засахарится, ну кто тут его будет есть, подожди секунду, я сейчас, она накрыла на стол, заварила чай. Все это время Нина сидела и смотрела в пол, одинаковыми движениями разглаживая юбку на коленях, ей было тяжело, тяжесть принятого решения обрушилась быстро и неожиданно: опять она будет одна, но так надо, так необходимо, без этого никак нельзя. Слушай, Жень, сказала она, ну ты же понимаешь, что я не могу сидеть тут, в этом вашем тыловом Глазове, когда там такое, когда наступление немцев, когда война, когда вся страна, у вас с Игорем дело, а у меня что. Да нет, опять сморщилась Женя, у нее становилось такое смешное детское лицо, я все поняла, когда немцы наступают, когда вся страна, когда у тебя квартира есть в Москве, я все поняла, но тебе не нужно ходить в военкомат. Почему? – спросила Женя, и сердце заколотилось. Она стала жадно поглощать варенье, ложкой из банки, одна, вторая, третья. Тетя Женя улыбалась, глядя на нее. Потом внезапно помрачнела.

Ну почему, потому что ты дочь врага народа, верней, врага народа и члена семьи врага народа, ты не в курсе этого, никто тебя на фронт не пошлет, а если и пошлют, то в какую-нибудь совершенно другую сторону, ты это понимаешь?