— Ты, гражданин Мяк, плохо соображаешь. Ситуация изменилась. Вычислила тебя дамочка. Заявит куда следует — тебя оформят, а мне нахлобучка, что не усёк, как положено. Соображаешь?
— Соображаю, — вздохнул Мяк и задумался.
Дежурный огляделся по сторонам и тихо произнёс:
— Ты, я вижу, возвращаться не желаешь, и здесь тебе нельзя — так что решай: как будешь? Нравишься ты мне, а так бы не стал с тобой возиться, — уже погромче добавил он.
Мяк ещё раз тяжко вздохнул, вытащил из кармана весь барыш, протянул горсть монет и несколько купюр дежурному со словами: «Спасибо» и объявил:
— Уйду с вокзала.
— Уйдёшь, — повторил дежурный, взглянул на мякинский барыш, выбрал одну купюру из общей кучки и произнёс: — Это мне премиальные на пиво. Остальное тебе пригодится. Прощай, свободный человек!
Дежурный резко отвернулся от Мяка и скрылся в своей комнатушке.
— Прощай, — прошептал Мяк. — Прощай, вокзал, — придётся начать новую жизнь.
Выйдя из переулка, Мяк сразу заметил, что сегодня костёр необычный. Даже из-за бетонной стены были видны сполохи огня.
«Большой огонь, — подумал Мяк. — Наверное, у старика какой-то праздник… А может, и не праздник».
Он медленно двигался вдоль стены. Искры от костра вихрем поднимались вверх и кружились в хаотичном хороводе.
— Салют либертории! — прошептал Мяк. — Салют свободному от вокзала Мяку!
Он обогнул груду старого кирпича, что совсем недавно образовалась от падения арки, остановился и долго смотрел на огонь и сидевшего рядом Небритого.
«Может, у него день рождения, юбилей какой-нибудь?» — подумал Мяк и пожалел, что не приобрёл фанфарик.
Свой день рождения Мяк провёл в клинике. Пришла супруга, принесла кулёк сладостей, чмокнула его в щёку и сказала:
— С днём рождения тебя, Мякиша!
— Как дети? — спросил он.
— Хорошо, — ответила она и, как бы оправдывая их отсутствие, объяснила: — Они сегодня в кружке. Ты же знаешь: пропускать нельзя.
Мякин взглянул на супругу и согласился:
— Всё правильно: пропускать нельзя.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила супруга. — Сосед не беспокоит?
— Он тихий, — ответил Мякин и заглянул в кулёк с гостинцами. — Адмиралу понравятся.
— Кому? — спросила супруга.
— Соседу, — ответил Мякин и замолчал.
— Мякиша, ну я пойду? — сказала супруга. — Дети придут, а меня нет.
— Да, конечно, — ответил Мякин.
Мяк переступил с ноги на ногу и осторожно зашагал к костру. Небритый пошевелился, встал и положил в костёр приличного размера брёвнышко. Огонь на минуту сник, а затем принялся за свою работу. Пламя обхватило обрезок кругляка и снова взвилось вверх.
— Мяк, а ведь ты подлец, Мяк! — прохрипел Небритый, не открывая глаз. — Ты опять не принёс фанфарик.
— Не принёс, — ответил ему голос из темноты.
Пламя разыгралось не на шутку. Небритый пошевелился, дотянулся до обугленной деревяшки и аккуратно подвинул её на жаркие угли.
— Не принёс фанфарик, — повторил Мяк.
Небритый промолчал; он снова закрыл глаза и замер у костра. Пламя обхватило брёвнышко со всех сторон. Ярко-красные языки оторвались от него и взвились с искрами вверх в темноту.
— У тебя хороший огонь, — произнёс голос. — Сегодня особенно хорош: погода хорошая, и огонь хорош.
— Огонь всегда хорош, — ответил Небритый и повернулся в сторону говорившего. — Что стоишь? Грейся, — просипел он и снова погрузился то ли в сон, то ли в свои никому не известные мысли.
Мяк вышел из темноты и прислонился к стене.
— Огонь бывает разный, — тихо возразил он. — Сегодня у тебя он особенный.
Небритый молча подбросил в огонь пару обрезков и проворчал:
— Ты, Мяк, про огонь ничего не понимаешь, поэтому так говоришь. Видишь, как живёт пламя? Оно живёт, если есть чем жить. Сегодня будет жить долго. Как мы. Есть чем жить — живём. — Небритый шумно вздохнул и продолжил: — Есть надежда — значит, живёшь. Ну, в общем, ты сам знаешь.
— Догадываюсь, — ответил Мяк.
Небритый долго молчал и тихо ждал, когда пламя разделается с деревяшками, и, как только огонь начал угасать, прохрипел:
— Опять к Нуде пойдём?
— Да, пойдём, — согласился Мяк.
Когда они обходили мусорку, Мяк произнёс:
— Вот здесь мы похоронили Злыку.
— Злыке теперь хорошо, — прохрипел небритый. — Можно не копаться в хламе. Теперь он отдохнёт.
— Да, — согласился Мяк. — Теперь может не копаться в мусорке. Теперь буду я.
Небритый остановился у железного бака, откашлялся и спросил:
— Ты что же, с вокзала ушёл, лысый глаз?
— Ушёл, — ответил Мяк.
— Вот дела! — прохрипел Небритый. — Теперь фанфарика от тебя не жди, лысый глаз! Подлец ты, Мяк! Разве не подлец?
— Да, — согласился Мяк. — А фанфарик у Профессора проси.
Небритый что-то буркнул себе под нос и, ничего не ответив, зашагал дальше. Мяк последовал за ним.
У Нуды горел яркий свет и было довольно тепло. Когда они пробрались вдоль трубы к столу, Небритый, заняв своё кресло, произнёс:
— Ну Нуда молодец — засветил свои хоромы!
Нуда, сидевший с Мусьё за столом, ответил:
— Ты знаешь, я на бюллетене. А свет — так это от Мусьё, его батарейки.
— Всё равно молодец! — повторил Небритый. — А Мусьё отдельное спасибо! Одно плохо: фанфарика нет, лысый глаз!