Мясная муха

Меня зовут Том. Том Хэвиленд. Том Спек Хэвиленд. Я родом из Гринвича, Коннектикут. Родился двадцатого февраля 1955, родители родом из Салема, Массачусетс. Психолог, на пенсии, устал от выслушивания вечных проблем людей, номер социального страхования бла-бла-бла, не женат, гей, ВИЧ-инфицирован, люблю глазеть на мускулистых мальчиков в спортзале, дальше никогда не захожу, не начинаю разговор, не назначаю свидания. Никогда, никогда, никогда.

Все это ложь.

Бентон Уэсли вот уже шесть лет живет в изгнании с этой ложью.

Он садится на скамейку, кладет руки на колени, переплетя тонкие пальцы. Его сердце начинает нервно колотиться от страха и волнения. После стольких лет погони за справедливостью он получил в награду изгнание, вынужденную необходимость принять то, что не существует ни его, ни тех, кого он когда-то знал. Иногда он почти не помнит, кем был в прошлом, так как постоянно живет в своих мыслях, разнообразя жизнь лишь чтением философских и религиозных книг, истории и поэзии. Иногда он ходит в парк кормить голубей, или куда-нибудь еще, где с легкостью становится частью безликой толпы местных жителей и туристов.

Больше он не шьет одежду на заказ, бреет наголо свои густые седые волосы, носит аккуратно подстриженные усы и бороду, но его фигура и манера держать себя сводят на нет попытки выглядеть неряшливо и старше своих лет. У него загорелое гладкое лицо, офицерская выправка. Он хорошо сложен, в хорошей спортивной форме, сквозь загорелую кожу четко просвечивает голубой узор вен. Бентона знают во многих спортивных клубах здесь, в округе. Когда дело касается его физического состояния, он безжалостен к себе, ведь боль напоминает, что он еще жив. Бентон не позволяет себе ходить в одни и те же места постоянно, например, в одни и те же спортклубы, магазины, или рестораны, это может быть опасно.

Заметив краем глаза приближающуюся тучную фигуру Пита Марино, он оборачивается, умело сдерживая волнение и радость, которые испытывает при виде своего давнего друга и бывшего коллеги. Они не виделись с тех пор, как Бентон якобы умер, в соответствии с планом программы по защите свидетелей. Она была разработана специально для него, и ее секрет вместе хранили лондонская городская полиция, Вашингтон и Интерпол.

Марино усаживается возле Бентона, сперва проведя рукой по скамейке. Он достает пачку «Лаки Страйк» и после нескольких неудачных попыток прикурить наконец затягивается. Бентон замечает, что руки Пита дрожат. Они молча сидят на скамейке, наблюдая, как от причала отчаливает лодка.

— Был здесь когда-нибудь в концертном зале? — в голосе Марино слышится волнение, хотя он пытается его скрыть, покашливая и нервно затягиваясь.

— Слышал какую-то группу четвертого июля, — спокойно отвечает Бентон. — Я живу недалеко, оттуда все слышно. Как дела?

— Но сам ты не ходил, — Марино пытается говорить естественно, как в старые времена. — Могу тебя понять. Я бы, наверное, тоже не пошел. Толпа безмозглых фанатов. Вообще не люблю толпы. Прямо как в магазинах. Дошло до того, что я даже по магазинам не могу пройтись, — он выпускает облако дыма, сигарета дрожит в его толстых пальцах. — По крайней мере, ты не живешь там, где музыки вообще не слышно, приятель. Могло быть и хуже. Я всегда говорю, могло быть и хуже.

Худое симпатичное лицо Бентона не выдает мысли и чувства. Его руки спокойны. Он контролирует свои эмоции. Он никому не приятель, никогда им не был, его охватывает горькая печаль и гнев. Марино назвал его приятелем, потому что не знает, как еще его назвать.

— Я прошу тебя не называть меня приятелем, — сдержанно произносит Бентон.

— Конечно. Мне, черт возьми, все равно, — пожимает плечами Марино, глубоко уязвленный замечанием Бентона.

Для такого большого и жесткого полицейского, Марино слишком чувствителен и принимает все слишком близко к сердцу. Его привычка считать откровенное замечание оскорблением в свой адрес утомляет тех, кто его знает, и пугает незнакомых. Темперамент Марино — как пороховая бочка, его гнев не знает границ, когда он раздражен. Единственная причина, почему его до сих пор не убили во время одной из подобных вспышек в том, что его сила и способность к выживанию подкреплены богатым опытом и удачей. Но удача не бывает благосклонна всегда. Внимательно рассматривая Марино, Бентон почувствовал то же беспокойство за его будущее. Его убьют либо в перестрелке, либо в драке.

— Томом я тебя называть уж точно не буду, — продолжает Марино. — Разговаривать с тобой и называть тебя Томом... Черта с два.

— Не волнуйся, я привык.

Лицо Марино заметно напряжено.