Суд. Одетые в темное люди, мой мудак-адвокат, который жалеет, что ввязался в это дело. Зачем весь этот дурдом, все и так всё понимают. О господи, если бы было можно, я бы отменил эту показуху. Но нет. Я тут, и я молча слушаю приговор, наблюдая, как её мать и отец буравят меня взглядом. Они, наверное, действительно полагают, что это меня пробьет и уничтожит. Да понятное дело, что я не забуду их внутренние мольбы, но не более того. Куда важнее, что решу я сам, только вот, как я уже сказал, я ещё не полностью определился со своим планом и поэтому нам приходится наблюдать друг за другом. Но ничего, стерплю.
Фотографы фотографируют меня со всех сторон. Им неважно, что я делаю – сижу, сплю, они фотографируют в любом случае. Профессионалы своего дела, так его. Но это без обиды, мне с ними легко общаться, в отличие от судей и адвокатов.
Кстати, совсем забыл отметить. Это кажется невероятным, но и у адвоката, и у следователя совершенно одинаковые мерзкие усики. Не удивлюсь, если и у моего вертухая будут точно такие же. Удивительно, право.
Приговор читали долго. Судья – немолодая женщина, ей приходилось пить воду, отлучаться по естественным надобностям, потом снова пить воду и снова отлучаться. Наверное, она так и не поняла, что между этими вещами есть природная взаимосвязь. Хотя, что я придираюсь, я же видел, как она сильно потеет.
Также я видел своих родителей. Видел их отрешенные лица. Их темный убитый взгляд. Отец всегда, держал мать за руку, он даже в эту минуту был с ней. И я ему благодарен. Я видел, что они всё ещё продолжали оставаться в шоке и это, пожалуй, было одним из самых сильных впечатлений для меня. Они меньше всех заслуживали это. Я помню, как мама говорила, что меня надо лечить, что я болен. Голос её при этом заметно немного дрожал, заикался, а затем утонул в криках ненависти, которые обрушились со всех сторон.
Может, суд и нужен для дополнительных мук? Если так, то это, наверное, разумно, ведь подсудимого стоит терроризировать ещё и так. С этим я согласен, вот только я не виноват. Все, что было сделано, было результатом абсолютно правильного решения.
Воспоминание третье
А чертовка недурна! Право, я нисколько не преувеличиваю. Ария действительно изящна и грациозна в постели, этакая рысь. Неизгладимое впечатление, особенно если ещё и разогнанное алкоголем. Выше всяких похвал.
Обнажённый, я вытираю с её губ вино и целую. В глазах мелькает полная луна. Иногда в такие минуты я даже верю в чудеса, но жаль, что так бывает не всегда. Как, например, я могу мириться с этим взбалмошным характером и немного странной манерой меняться? С этой капризной и жесткой политикой в отношении моих старых знакомых? Это маленькая тирания, которая мне совершенно не нужна. И как-то слишком быстро, резко… Я даже и не понял почему, собственно, она её творит. Но Ария говорит, что это любовь.
Ну, а затем я встретил Анастасию – ту мою нежную любительницу книг, с которой и начал своё повествование. Она куда изящней в вопросах воспитания и длительных бесед, мне с ней приятно общаться, разговаривать. Я вижу в ней не ночную кошку, я вижу в ней родственную душу. У нас много общего и не только в мелочах, но и даже в чае, который мы оба любим заваривать, который мы оба любим заваривать, отдавая этому полдня. Мы просто дышим одним ветром.
«Да, нехорошо, что-то где-то не совпало» – именно так я пытаюсь объяснить Арии наше внезапное расставание. Мы расставались днём, поэтому я видел в её глазах этот эмоциональный взрыв, как она раскрыла рот, не силах что-то сказать. Как боль прошила её, как сжалось сердце. Мне даже показалось, что она начала ловить ртом воздух, немного задыхаясь от волнения. Потом я начал её утешать, но, увы, всё без толку – она не слышала меня, она была оглушена.
Я проводил её взглядом и стал медленно набирать сообщение своему чайному другу. Анастасия была, как всегда, учтива и изящна, мила и безмятежна. Я договорился встретиться с ней в кафе, примерно в девять. Я помню, мы долго просидели там, пока поздно вечером я проводил её домой. Всё это я помню очень хорошо, почти по минутам. И, как назло, тогда я снова проходил мимо дома Арии, поджидавшей меня там.
– На, возьми, – тихо сказало она, протягивая мне небольшой листок. – Я рисовала это для тебя, но не успела закончить лицо, он осталось серым, только руки и тело. Получилось вроде неплохо.
Я посмотрел на неё, затем на листок. Странно, она никогда не говорила, что рисует, но, тем не менее, рисунок был хорошим, и я взял его себе. Мне он понравился. А с ней я вежливо попрощался. Такие вещи надо делать быстро. Тут не стоит спорить, не надо убеждать, нужно просто уходить. Время залечит всё само, оставив лишь небольшие рубцы. Возможно, если бы я не взял его тогда, всё было бы иначе. Хотя, что самого себя обманывать, эту чёртову космическую материю все равно мне не понять.