Мясник

Именно по этой причине я и связываю эту квартиру также и со стыдом. Как за себя, так и за людей, с которыми я дружил, так как во время издевательств ни они, ни я не старались мешать этим издевкам над больными. Печальный факт, который я не отрицаю.

Но было ещё и другое, а если точнее, то страх. Он пришел позже, когда дети выросли и на них уже перестали задираться, стараясь не связываться и обходить стороной.

Что касается меня, то все возрастные изменения олигофренов я видел куда лучше других, так как они жили по соседству. Я почти сразу подметил, что их мать после моего шестого класса перестала гулять со старшим наедине, стараясь выходить либо с двумя, либо с младшим, оставляя старшего с отцом.

Этот, казалось бы, малозаметный факт так крепко засел в моей голове, что я даже поинтересовался на эту тему у матери, на что она, махнув рукой, посоветовала мне не думать о лишнем. Но я не смог. Слишком всё было странным.

А затем произошло «событие». В нашем доме на нижнем этаже разродилась собака породы колли, если я не ошибаюсь. Крайне милая зверушка, вечно подставляющая голову под ладонь. Хозяйка у неё была девочка младших классов, не постеснялась и вручила одного из щенков этой несчастной семье напротив. Возможно, будь на её месте кто-нибудь другой, ему бы и отказали, но видя эти прелестные ангельские глазки, их мать нерешительно, но всё же взяла щенка.

В тот вечер я был дома. И слышал, как она поднималась и отдавала им этот небольшой пушистый подарок. Я ещё мучился с геометрией, мне никак она не давалась, поэтому периодически наведывался на кухню, проходя мимо входной двери. Я просто не мог не услышать их встречу. Признаться, я здорово удивился смелости этой девочки, которая, мало того, что пошла туда совершенно одна, так ещё и никому об этом не сказала, за что в дальнейшем крепко получила от родителей.

Вечер тогда был холодный, темный, за окном шел снег и откуда-то постоянно выло. Мой стол был возле окна, и я отчетливо мог видеть, что происходило на улице. Именно поэтому я и увидел поздно ночью, как они шли хоронить щенка.

Но это было не сразу, сначала я услышал радостный удивленный гомон. Олигофрены радовались подарку и, вероятно, старались с ним поиграть. А потом щенок начал скулить, после чего замолчал навсегда. В первый же день они уничтожили эту жизнь, не дав щенку и полноценных суток жизни.

Я никому не говорил об этом. Это не вписывалось в рамки общепринятых новостей и даже как-то заставило меня повзрослеть. Зато я сразу понял, что они опасны и что их родители, как могут, стараются скрыть их подлинную суть.

А потом, через пару дней, я услышал, как кричит их мать. Произошло это, когда я возвращался со школы. Казалось, обычный серый день, ничем не примечательный. Как всегда светило солнце и только в подъезде пахло сыростью и спертым воздухом из квартир.

Я зашел в лифт, нажал на кнопку и начал медленно пониматься на свой этаж. За всё время проживания со своими соседями у меня невероятно обострился слух. Я подмечал все, стараясь всегда быть наготове. Поэтому неудивительно, что ещё в лифте я сразу же понял, откуда был крик. Сдавленный, нежеланный, он должен был быть тихим, но, увы, слишком сильно рвался к свободе.

Выйдя на этаже и не зная, как поступить, я подошел к двери. Её били, в этом я был больше, чем уверен. Эти глухие удары приходились, видимо, по спине, так как больше напоминали хлопки. А ещё я слышал, как бормотал младший и как сопел старший. Как давилась рыданьем их мать. Отца дома не было, он был на работе, что позволяло олигофренам спокойно заниматься своим жестоким делом.

Постояв в нерешительности, я постучал в дверь. Звуки сразу же прекратились, возникла гробовая тишина. Хотя нет, я не прав, не совсем гробовая, было слышно сопение и шаги.

Я сразу все понял. Понял, что старший дебил не испугался, а подошел к двери, прислушиваясь к звукам. Я понял, он думает, кто за дверью, отец или кто-то другой. И мне вдруг стало страшно, я сразу же представил, что он откроет дверь и, увидев перед собой меня, просто разорвет на две части. Ведь силы у него было чуть ли не в два раза больше. Но он медлил, он прислушивался.

Стоя рядом с дверью и лихорадочно соображая, я понял, что если я постучу снова, то от меня потребуются новые действия. И от него тоже. А если оставлю, как есть, то можно списать всё на некую случайность, на "показалось", что спасет меня от неприятной встречи с Иваном.

Но вмешалась мать, которая сквозь слезы позвала его обратно. Олигофрен недовольно засопел и тяжелыми шагами двинулся внутрь квартиры. И снова послышались удары. Мощные, только теперь гораздо тяжелее, чем предыдущие. Мне показалось даже, что он начал спешить.

Тихо, почти на цыпочках, я отошел от двери и, войдя в свою квартиру, запер двери. В моей голове был сумбур, я не знал, как правильно поступить. С одной стороны, это бытовуха, но я не мог сидеть, сложа руки. Поэтому я позвонил отцу и пояснил ситуацию. Я знал, что отец знаком с нашим соседом и что он наверняка знает его рабочий телефон.