Я волновался. Я-то знал, что аудиторию на триста мест наполнят мои поклонники. В конце концов, я здесь учился. Двадцатилетние бездельники, будущие кулинары, покрытые свежими татуировками «Свобода или смерть», меня обычно не пугают. Но я беспокоился, как примут Фергюса — типичного англичанина, точнее, эксцентричного провинциального сквайра с характерными словечками. Он говорил негромко и заметно заикался. Он был очень болен. Ему еще не сделали экспериментальную операцию, которая смягчила проявление симптомов болезни Паркинсона, и время от времени его тело импульсивно подергивалось и рука взлетала в воздух. Фергюс выглядел нелепо; его часто называли «совой» из-за круглых очков.
Знают ли эти молодые оболтусы, кто он такой? А главное — будут ли они внимательно слушать, окажут ли ему должное уважение… или же через несколько минут начнут пялиться в пространство и тихонько пробираться к выходам?
Я покончил с военными историями и скабрезными анекдотами и уступил место Фергюсу.
Он начал говорить — тихо, с румянцем на щеках, дергая рукой…
И черт возьми, каждый сопляк в зале подался вперед и затаил дыхание.
В течение сорока пяти минут никто не издал ни звука. Они слушали, совершенно захваченные. Они знали, кто такой Фергюс. Когда он закончил, студенты стали задавать вопросы — умные, проницательные, актуальные. Я молча стоял позади, стараясь не расплакаться, как ребенок. Это напоминало финал фильма «Гордость янки» (и я плачу, когда его смотрю).
Я в жизни не видел ничего настолько вдохновляющего. Вот почему я заношу в список злодеев Гаэль Грин
. Не потому что ее книга заслуживает критики — она некогда принесла много пользы и до сих пор довольно актуальна (когда речь не идет об Элвисе). Возможно, я бы не сумел добиться своих целей, если бы Гаэль первой не пошла этим путем. Есть много причин, по которым можно посмеяться над госпожой Грин; шефы вНо нет. Я включаю ее в список злодеев, потому что ей посчастливилось залучить к себе, в студию на Девяносто второй улице, Фергюса Хендерсона, и она его даже не узнала. Она постоянно перевирала имя и бесконечно разглагольствовала на любимую тему (о себе самой), не обращая внимания на то, что в двух шагах от нее сидит самый влиятельный шеф последнего десятилетия. За то, что она упустила эту возможность, за то, что не отнеслась к моему другу с должным уважением, за то, что обращалась с великим человеком не так, как он того заслуживает, пусть вступит в ряды обреченных.
Джонатан Голд
, кулинарный критик изИ не я первый это заметил. Он получил Пулицеровскую премию за оригинальное освещение тех лос-анджелесских заведений, о которых раньше никто никогда не писал, и стал первым кулинарным критиком, удостоенным этой премии. Джонатан описывал маленькие закусочные в торговых центрах с таким вниманием и уважением, которого они ранее не знали. Он помог «узаконить» серьезный критический анализ тайской, вьетнамской, недорогой мексиканской и недооцененной американской кухни — раньше этого просто не существовало. Он поставил местные закусочные на одну доску с дорогими ресторанами и писал о них с ничуть не меньшим — если не с большим — энтузиазмом. Своего рода снобизм наоборот, скептический взгляд на дорогие рестораны — как оказалось, очень дельная точка зрения.
Джонатан умеет писать. Еще как умеет! Толковые, оригинальные высказывания по поводу еды — чрезвычайно редкая вещь, и Голд мастерски владеет темой. Он настоящий герой — как писатель, как борец за добро, как человек, который поднял планку для всех, кто пишет о еде или просто любит вкусно поесть. Он изменил представления о месте и способе принятия пищи. Голд, сияя среди огромного количества посредственностей, превращает любую забегаловку, о которой он рассказывает, в место, на которое стоит обратить внимание.
Раз уж речь о Лос-Анджелесе, позвольте занести в список злодеев Вольфганга Пака
. Пак заслуживает порицания именно потому, что он — один из крупнейших, самых влиятельных шеф-поваров последних нескольких десятилетий. Не важно, что вы думаете о его «самолетной пицце». Пак уже давно проделал важную, серьезную работу, чтобы застолбить себе место среди Великих. Он был жизненно необходимым участником американской кулинарной революции. Он изменил популярное представление о том, кто такой шеф-повар и чем он занимается. Пак одним из первых развенчал прежнюю звезду — метрдотеля и разъяснил, что главный — это шеф. Повара и кулинары, которые буквально выросли на кухнях Пака, способны составить внушительную толпу. Пак — это «ствол» генеалогического древа американской кулинарии.