Мясо с кровью

Но затем, несколько месяцев спустя, мой злополучный знакомый прислал письмо с довольной невинной просьбой о поддержке — если не ошибаюсь, в пользу Humane Society. Я, в общем, ничего против них не имею. Возможно, я не согласен с их политикой и попытками запретить фуа-гра, но тем не менее я люблю кошек и собак. Я — против собачьих боев, стерилизации и жестокого обращения с животными. Я не люблю цирки и возражаю против того, чтобы у львов и тигров, которые должны сидеть на стульях или прыгать через обруч, вырывали зубы. Я искренне думаю, что Зигфрид и Рой, и прочие дрессировщики, которых покалечили тигры, получили по заслугам. Тигры любят терзать людей, они просто созданы для убийства, и если вы им мешаете, одновременно маяча перед ними в небесно-синем, обшитом блестками трико, то с вашей стороны это несомненная жестокость. Всякий, кто мучает животных исключительно для развлечения, должен испробовать их когти на своей шкуре. Если бы Стив Ирвин, «охотник за крокодилами» — вне зависимости от его невинных натуралистских устремлений — однажды оказался в крокодильей пасти, это была бы жестокая, но несомненная справедливость. Этот шумный и надоедливый тип постоянно тревожит, тыкает, мучает и раздражает животных, которые, по несчастливому стечению обстоятельств, попались ему на глаза. И если бы по соседству со мной жила Бинди Ирвин, я бы давным-давно натравил на ее родителей социальную службу по защите детей.

Таким образом, что бы ни гласила моя репутация, я в чем-то похож на святого Франциска Ассизского — я люблю животных, больших и малых, подкармливаю бродячих псов и даю приют уличным котятам. Хотя я и не терплю вегетарианской ортодоксальности, но готов, по крайней мере, выслушать чужое мнение.

И вот я вернулся из Бейрута, из зоны военных действий, и нашел в почтовом ящике письмо от моего вегетарианского приятеля с искренней мольбой о поддержке. Повесть о злоключениях бездомных собак и кошек довела меня до белого каления. Читая, я злился все сильнее и сильнее — и наконец пришел в ярость.

Я ответил: я только что вернулся из города, очень не похожего на Майами. Каждый день с безопасного расстояния я наблюдал за тем, как кварталы, полные мирных жителей, превращались в пыль. Я просыпался и засыпал под грохот бомб и ракет. Видел вблизи лица людей, которые потеряли все — и всех. Страх, безнадежность, замешательство тысяч беженцев, набившихся на корабль со своими скудными пожитками. Их ожидало самое неопределенное будущее. Из-за чего? Из-за чьих-то благих намерений, несомненно, — как всегда. Но в конечном счете они страдали ни за что.

Я обрушился на слезливую жалость по отношению к бродячим денверским псам. В Бейруте тоже есть бродячие собаки, заметил я, начиная свой, как мне казалось, рассудительный и сочувственный ответ. Разумеется, там, где бомбят людей и целые кварталы сносят с лица земли, бедные собачки порой тоже страдают. Когда целые семьи гибнут в домах, брошенные животные могут стать проблемой. Только что сойдя с палубы десантного корабля, я с упоением изливал желчь. Вспомнив другие места, которые я повидал в путешествиях, и уже совершенно позабыв о вежливости, я намекнул, что там, где с людьми обращаются как со скотом (запихивают их в трущобы, гетто, лачуги и хибары), животные страдают больше всего. Человеку плевать на кошек, собак и уж тем более на дельфинов и белых носорогов, если девяносто процентов его рациона — это хлеб (если повезет) или каша из маниоки. Там, где зажарить мартышку (целиком, вместе с шерстью) значит спасти жизнь семьи, на наших любимых питомцев — «вроде твоего терьера» (да, я нанес удар ниже пояса) — смотрят как на живое мясо. Я с подлинным садизмом перечислил места, где ночью вас могут запихнуть в черную машину и навсегда оторвать от семьи — за то, что ты сказал какие-то неосторожные слова, ну или соседу показалось, что ты их сказал…

Я привел в пример Бухарест эпохи Чаушеску. Когда этот маньяк-диктатор снес целый район, выселив обитателей, чтобы выстроить себе роскошный дворец, немедленно появилась пугающе огромная популяция бродячих собак. Голодные животные, размножаясь с чудовищной скоростью, сбивались в гигантские стаи — это были злобные, дикие, агрессивные, голодные хищники, которые всю жизнь провели на улицах. Некоторые районы Бухареста, особенно по ночам, превращались в смертельно опасные джунгли — собаки нападали на людей, люди убивали собак, псы грызли друг друга, и так далее. Перепуганные люди ощутили насущную необходимость решить проблему. На собак охотились и уничтожали их в огромном количестве. Если казнь «карпатского гения» и его жены может послужить критерием, вы легко вообразите, как ласково там обращались с животными.