Мясо(СИ)

Старик потом еще несколько раз чувствовал ночью запах жареного мяса, но не вставал. Не хотелось повторения той неловкой паузы, что возникла между ним и Бржихачеком, решившим тайком полакомиться мясом. Суровые предки за спиной мистера Редклифа никогда бы не позволили ему опуститься до того, чтобы просить какого-то Бржихачека об угощении. Никто из славного рода Редклифов никогда никого ни о чём не просил! Молча же глотать слюну и гордо, делая вид, что тебе абсолютно всё равно, наблюдать, как кто-то ест сочный стейк? Мистеру Редклифу такая ситуация казалась не менее жалкой, а значит - столь же неприемлемой.

Поэтому старик лежал с открытыми глазами, накрыв узловатыми ладонями простынь, и смотрел в темноту. Если светила луна, его неподвижный взор был устремлен вдаль, за пределы окна, мимо нестрашной пальмы, машушей черными крыльями листьев, мимо кривой арки с "Рваными возможностями", мимо неба с облаками и длинного куска космоса, туда, где в Море Спокойствия лежит серая непотревоженная лунная пыль, а вокруг расстилается море спокойствия. Он всегда, когда не хотелось спать, подолгу, пока не начинали болеть глаза, рассматривал очертания этой родинки на лике Луны. Или, вдруг, если легкое ночное облачко накроет луну, он мог следить за ним, - так для развлечения, - обводя взглядом его контуры.

Однажды, когда луна была не полной, но было довольно светло, что-то большое и темное заслонило свет. Вначале это было нечто непонятное и бесформенное. Но потом вдруг старик понял, что это нечто похоже на человека, который, сложив перед лицом ладони домиком, вглядывается внутрь его комнаты, прижавшись к окну. Это неприятное открытие было столь неожиданно для мистера Редклифа, что он почувствовал, как первобытный ужас подползает к его горлу, не давая не то, чтобы пошевелиться, но и даже вздохнуть. Так бывает, когда, услышав шум за входной дверью, смотришь в глазок и видишь вместо чего-то привычного и знакомого чей-то глаз, который, не зная, что на него тоже смотрят, нагло пытается рассмотреть что там, внутри. А внутри - твое тело, скованное необъяснимым страхом, застывшее в неудобной позе и жаждущее лишь одного, чтобы тот, кто за дверью, не услышал тебя и твоего дыхания.

Спустя миллионы лет, когда старик уже перестал надеялся когда-нибудь снова вздохнуть, черный человек отнял лицо от стекла, опустил руки и пошел куда-то в сторону, в заоконные пределы. Мистер Редклиф осторожно выдохнул и волна облегчения прокатилась внутри него, оставив лишь дрожь в неподвижном теле: он по-прежнему боялся сделать лишнее движение, чтобы не выдать своего присутствия тому, кто там, за окном, быть может, до сих пор пытается высмотреть его внутри комнаты.

Так, в неподвижности, еле дыша, старик встретил рассвет, лихорадочно, по кругу, снова и снова размышляя, кто бы это мог быть. Не Бржихачек, явно, поскольку комплекция у ночного гостя была другой. Тогда, это мог быть Найджел из северного жилого модуля или кто-то новенький, прибывший отбывать наказание. Или кто-то еще. Перспектива обнаружить, что это был именно "кто-то еще", страшила мистера Редклифа больше всего. Но еще больше он боялся нового визита следующей ночью.

Новый день был пасмурным и ясности в размышления мистера Редклифа он не добавил. Новоприбывших не было, ничего странного прошлой ночью Бржихачек не слышал, Найджел вряд ли бы шатался вокруг, а пошел бы прямиком внутрь, в свою комнату, вот она, правда заперта и ключ он оставил себе. Кто-то еще? Вряд ли есть на острове кто-то еще, а те люди, что на фото, они здесь были давно, до него, Бржихачек их не знает и где они сейчас - тоже.

Всю следующую ночь старик не сомкнул глаз, тревожно вглядываясь в окно. Рядом с собой он положил копье, которое он наконец-то смастерил по подобию тех, что он видел в руках суровых людей на фото, примотав самый маленький кухонный нож к короткому древку. Ночь, как и день, была пасмурной и старик ничего, кроме черноты за стеклом так и не увидел. К утру он забылся чутким сном и проснулся поздно, разбитый и вымотанный.

Несколько следующих ночей мистер Редклиф также тщетно таращился в ночь, решив уже было, что ему это всё почудилось, как предположил Бржихачек. Но однажды, в предрассветный час, уже проваливаясь в сон после бессонной ночи, он услышал шаги в коридоре. Тихие крадущиеся шаги человека, который остановился напротив двери в комнату мистера Редклифа.

Днем мы окружены морем звуков. Мы самозабвенно плещемся в нём, словно дети, не замечая ничего вокруг, даже самого моря. Но, когда мы остаемся один на один с пустой комнатой в ночной тишине, мы начинаем слышать малейшие движения воздуха и тут же называть их, определять их источник, иначе выползают отовсюду химеры нашего навсегда напуганного разума. Теперь дома, благодаря прогрессу и технологии, навсегда онемели. Они не могут, как раньше дребезжать стеклом на ветру, скрипеть усыхающим паркетом или страдать несмазанной дверной петлей. Они не могут шелестеть газетой или шторой на сквозняке. Нет их уже. Ни штор, ни газет, ни сквозняков.