Мясо(СИ)

Теперь каждое утро выспавшийся и свежий мистер Редклиф после чашки кофе отправлялся на охоту. Возвращался он традиционно без добычи, но не с пустыми руками. Приносил фрукты, что удалось собрать в странных ботанических джунглях. С Бржихачеком они общались редко и вяло, лениво обсуждая неизменно хорошую погоду и планы Редклифа на ближайшее будущее.

В одно такое прекрасное утро, а прекрасным было каждое из них, мистер Редклиф засобирался на северную часть острова. "Размяться и вообще..." - зачем-то сообщил он Бржихачеку. А потом неуверенно добавил: "Может Найджила встречу". Бржихачек выразил сомнение насчет Найджила, но возражать против экспедиции мистера Редклифа не стал. Да и с какого ему перепугу возражать? Хочет человек, - и идет себе, куда хочет.

Долго старик не собирался, вскинул копье на плечо и пошел. Да и то, если подумать, что ему особо собиратья? Не чемодан же брать с собой! Джунгли, встающие зеленой стеной перед ним, были съедобными, дружелюбными и неопасными. Главное, как сказал Бржихачек, не напороться ненароком на собственную палку с ножиком на конце.

Старик шел на север по знакомым ему местам. Утреннее солнце сквозь дырявую листву пронзало крону деревьев копьями лучей. Влажная земля, поросшая всяческой экзотической ботаникой, слегка парила. Бесшумной ходьбе по лесу мистер Редклиф так и не обучился, а может, не придавал особого значения. Поэтому шел он в облаке кружащих над ним птиц, обеспокоенных целостностью своих гнезд, и окруженный шелестом спасающейся от непонятного шума бегающей и ползающей мелкотни. Его, как истинного джентльмена, учиненный им шум абсолютно не беспокоил и, скорее всего, его он совершенно не замечал.

Насвистывая бравурный мотивчик, мистер Редклиф продвигался, как ему казалось, на север. Дойдя до лужи, в которой обитала водяная крыса, он понял, что слегка, градусов на девяносто, отклонился от выбранного курса. Он поприветствовал крысу, чья голова торчала над водой, кинув в озерцо камень по-увесистей, и развернулся уже было идти в нужном направлении, но увидел косулю. Та стояла на прежнем месте, где он её увидел в первый раз, и переминалась с ноги на ногу, не открывая от Редклифа влажные маслины своих глаз.

У мистера Редклифа было отличное настроение. Поэтому он коротко, без сильного замаха метнул свое копье. Оно, затрепетав розовой тряпочкой, прочертило плавную дугу и воткнулось в шею косули. Та в момент, когда в нее ударило копье, высоко подпрыгнула на месте, а потом, коснувшись земли, испуганно попятилась, опрокинулась через камень, который был позади неё, и засучила тонкими ногами, оскальзываясь копытцами на его гладкой поверхности.

Всё это время мистер Редклиф оцепенело наблюдал за животным, все еще не смея поверить, что случилось плохое, бесповоротное, и он всему виной. Копье выпало из раны и по блестящему рыжему меху проложил свое русло невиданно яркий акрилово-красный ручей. Заломив шею назад, пытаясь достать рану губами, косуля встала на дрожащие ноги и, коротко глянув на старика, ушла в чащу джунглей.

Когда её рыжее пятно растворилось в темной зелени леса, старик очнулся, вскинулся на ноги и подбежал к камню, у которого стояла косуля. На земле распласталась беззаботная розовая тряпица, одним свои концом привязанная к ножу, на лезвии которого уже начали загустевать, словно варенье, рубиновые капли крови. Старик снова застыл, глядя на древко копья, отполированное его ладонями, мелкие зубчики на лезвии ножа, и снова натыкался взглядом на травинки, покрытые кровавой росой. Всё вокруг стало каким-то театральным и ненастоящим и мистер Редклиф, словно плохой актер, не выучивший роль, мучительно не мог придумать, что же ему дальше делать.

"Надо догнать её и перевязать рану, пока она не умерла от потери крови", - откуда-то издалека пришла на ум мысль и старик ухватился за неё, словно услышал подсказку из суфлёрской будки. "Перевяжу её, а там видно будет, что с ней дальше делать", - успокоительно подумал старик и поглядел в ту сторону, где скрылась косуля.

Мистер Редклиф за всю свою долгую жизнь не убил ни одного живого существа. Ну как ни одного... Не считать же таковыми каких-нибудь там насекомых в детстве. Всяких жуков или бабочек. Ему вдруг вспомнились противные волосатые гусеницы, ползающие по листям в саду. Дети боялись трогать их руками, вдруг они ядовитые. Но разрывать их на две части, наблюдая, как из них вытекает противная зеленая жижа, никто не боялся. Тут же вспомнились оторванные длинные лапки пауков, которые, если нажать на их основание, смешно дергались. А еще - цветная пыльца с крыльев бабочки и твердая уверенность, что если её всю стереть, то бабочка не сможет летать.

Мы с детства приучены убивать. Всё живое может быть убито нами ради пользы, которую оно нам приносит, либо из-за вреда, которое оно нам наносит. Но чаще всего от живности вокруг нас - ни вреда, ни пользы. Муха - потому что достала. Паук - потому что страшный. Слизняк - потому что бе-е, какой он противный. Чаще всего мы убиваем просто так, безо всякой причины.