- Я знаю, мистер Редклиф, вы сейчас тяжело дышите, сердце готово выскочить из груди и вы замерли в безумной надежде спастись. Вы сейчас готовы на всё, чтобы выжить. Но, поверьте мне, ваши чувства не идут ни в какое сравнению с чувствами животного, которого ведут на бойню. Оно слышит запах смерти и в ужасе от холодного неведомого, ждущего его впереди. А вам сейчас легче, несравненно легче. Вы уже знаете, что будет впереди.
Мистер Редклиф считал иначе. Ему не было легко. Хотя в остальном Бржихачек был прав: старик действительно еле сдерживал хриплое дыхание, его сердце дробило виски, словно бешенный молот и он сильно хотел жить. Редклиф лежал в зарослях каких-то тропических лопухов и лихорадочно соображал, как избавиться от слетевшего с катушек толстяка. А тот, не умолкая ни на секунду, неумолимо, судя по голосу, приближался.
- Вот вы все время твердите, мистер Редклиф, что у вас предрасположенность и что вы не можете без животного белка. А вы когда-нибудь видели, откуда он берется этот животный белок? Не на деревьях же он растет!
А я вам расскажу, раз у нас с вами появилось немножко свободного времени. Во-первых, этот ваш животный белок рождается в неволе, - запальчиво, на подъеме, произнес Бржихачек. - Нет, не так, - перебив сам себя, продолжил он. - Представьте человеческого ребенка, который появляется на свет потому, что кто-то ввел во влагалище его вечно беременной матери сперму мужика, которому яйца не отрезали лишь потому, что они производят эту самую сперму. Новорожденного наскоро обмывают и возвращают обратно, в бетонный загон, под бок разжиревшей мамаши, которая питается помоями и гадит под себя. Человеческий детёныш не выпускает изо рта мозолистый, вскормивший множество голодных ртов, сосок необьятной мамкиной груди и тоже гадит под себя.
Бржихачек перевел дух и тут же продолжил, словно боясь, что Редклиф перебьет его:
- Если кому-то захочется нежного мяса, то бетонный загон и жирная сиська будет единственным, что увидит в своей жизни этот ребёнок. Потом его убьют и запекут целиком в духовке. Если же ему "повезет" и его не убьют во младенчестве, то он в своей жизни увидит больше, много больше, чем вы за всю свою жалкую жизнь. Всё, что он будет видеть день ото дня - это жидкое дерьмо под ногами и еду, неотличимую от дерьма под ногами. Всё, что он будет ощущать - это тысячи немытых тел под тусклым электрическим светом. Представьте, мистер Редклиф, тысячи голых людей, собранных под одной крышей, которых в конце концов убьют. Вам это ничего не напоминает? А дальше, когда все эти голые люди наберут определенный вес... нет, не так, - снова сам себя перебил Бржихачек, - когда на их костях нарастет достаточно много мяса и сала, их погонят на бойню. И наш человеческий ребенок, которому повезло пожить по-дольше, как и все, доверчиво пойдет туда, где неприветливый тип в липком резиновом переднике, равнодушно приставит к его ничего не подозревающему лбу пневматический пистолет и стальной болт разнесет к чертям его богатый внутренний мир. Потом его, еще полу-живого, вздернут, привязав за ноги и перережут горло, чтобы стекла кровь. После этого его белое тело рассекут надвое и, раскрыв грудную клетку, словно створки раковины, вывалят наружу его легкие, сердце, печень и всё остальное, что делало его живым.
Мистер Редклиф перестал слушать душещипательный эпос в исполнении Бржихачека, который из подозрительного, но всё-таки безобидного толстяка, превратился в злобного демонического коротышку. Редклиф уже некоторое время всматривался в лениво колышимый утренним ветерком лист тропического лопуха. Вернее, он хотел рассмотреть то, что было за ним. А за ним на старика таращился несвежим глазом череп, обтянутый кожей с полинезийской татуировкой. В брови торчала серьга, а во второй глазнице - короткая арбалетная стрела.
"Не в бровь, а в глаз", - подумал мистер Редклиф и шепотом поздоровался с товарищем по несчастью: "Привет, Найджил". Что-ж, хоть в чём-то была полная ясность: Найджила можно уже не искать. Оставалось лишь придумать, как образумить Бржихачека. Но тут была полная неясность. Разве что... Сатрик сощурился на сиреневую тряпочку, что ярким пятном хорошо выделялась на фоне жухлой листвы, ковром укрывавшую землю под раскидистыми опахалами тропической зелени. В сердце старика затеплилась надежда.
- Вдумайтесь, Редклиф, - продолжал проповедь Бржихачек, продолжая высматривать Редклифа среди листвы. - Ваши кишки набьют вашим же мясом и сделают из них колбасу и сосиски. Холёные самки, сверкая сочным маникюром, будут аккуратно отрезать кусочки ваших ног или рук и, отправлять их в свои влажные рты.
- Бросьте, Бржихачек, что вы такое несёте? Мы же не людей, в конце концов, едим! - раздался за спиной толстяка голос мистера Редклифа. Это было неожиданно: либо старик научился бесшумно передвигаться по джунглям, либо Бржихачек сбился и пошел по кругу, что тоже было довольно невероятно. Так или иначае, но, когда он ответил, в его голосе не было и тени растерянности.