— Не надо. — Тихо останавливаю я, ковырнув пластиковую крышку своего сотового, который все еще держу в руках. Ошибка с Максом здесь совсем ни при чем. Не хочу думать о нем сейчас. Не хочу тревожить израненную душу. Макс ощущается третьим углом треугольника и путь к нему так же долог, как в любую часть света. Не хочу осознавать, что он вернулся только потому, что не хочет, что бы я досталась кому-то другому. Мне важно знать, что он не может жить без меня. так же, как мне не хочется без него.
— Ладно, как скажешь. Отпустим все. Остановимся на главном.
Словно проснувшись, он рывком отстранился от спинки сиденья, нагнулся в мою сторону и потянулся к бардачку. Распахнул его, вынул стопку машинописных листов, именно тех, которые я пыталась спрятать, что бы он не прочел и не узнал, что его отец был болен шизофренией.
— Ты повзрослела и вправе принимать решения сама. Идем! — Тоном, отвергающим всякое упрямство, объясняющим всю серьезность, кидает он и тронув ручку дверцы, вырывается из салона. Помедлив, абсолютно не сожалея, что нужно покинуть уютное теплое нутро машины, я делаю тоже самое.
Он стоит в яркой световой полоске фар, и подмяв локтем бумагу, что-то ищет на дне кармана своей куртки. Я, в целом, четко понимаю, что он собирается сделать через минуту, но не пойму зачем. Я жду более серьезного шага или объяснения, а не этой театральной постановки. Отыскав зажигалку, Никита несколько раз чиркнул ею, проверяя на годность, и вскинув голову, настороженно улыбнулся.
— Ты ведь прочла это, так? — Словно заметив, как я напряжена, он сбавляет темпы своего натиска и говорит спокойно, размеренно.
— Плохо знаю английский.
— Но гораздо лучше чем я, — дополняет он, взмахнув бумагой. — На основе этой информации можно сделать некоторые выводы.
Я окинула взглядом пустое заснеженное поле. Морозных воздух кольнул мои щеки и я поежилась.
— Ты ведь знаешь, шизофрения передается по наследству, гены и все такое… не так много шансов, но все же. — Никита склонил голову. — В свете этого, поступок моей матери не лишен смысла…
— Никита… — выдохнула я, теряясь в тягостных эмоциях. Мне становится по- настоящему страшно. Судя по всему, он не собирался возвращаться.
— Подожди! — Он прикрыл веки. — Позволь мне закончить.
Я начинаю задаваться вопросом, что именно изменилось между нами двумя за эти дни. Прислушиваться к своим ощущениям и чувствам.
— Я знаю себя достаточно хорошо. Возможно и ты, но ты никогда себе в этом не признаешься. Для самой себя, ты найдешь массу отговорок, что бы не верить в реальность. Ведь это так легко— жить иллюзиями. Поэтому сейчас необходимо принять один факт, очень часто, все случается независимо от наших желаний.
Я с большим трудом подняла на него взгляд. Свет фар освещал лишь правую часть его лица, левая тонула в тени, делая черты лица резкими. И за его спиной сгустилась тьма. Внутри что-то всколыхнулось, обдав колючим ознобом и мне однозначно потребовалась некоторая доля самоотверженности, чтобы выстоять сейчас.
— Я тварь, которую от жестокого поступка сдерживает лишь наличие противовеса… Пока еще… Все во мне спокойно, как в забытой цистерне с пожароопасным грузом. И достаточно одной спички..
Он неожиданно криво улыбается, словно находит это смешным, и опустив голову, некоторое время изучает размякший узор от протектора на снегу.
— А спички, так некстати всегда оказываются в чужих руках.. — Он дернул скулами и сделал несколько неторопливых, безмятежных шагов в моем направлении. — Я бы убил этого парня вчера…
Я вздрагиваю всем телом и морщу лоб.
— Но этот поганец изловчился и едва не лишил меня руки. — Никита приподнял перебинтованную ладонь, на которую я тут же перевела взгляд. — Я думаю, другого шанса спастись от моей безумной ярости, у него не было.
Меня пугают эти слова, глубоко проникнув в сознание. Неужели Макс на самом деле, лишь случайно избежал этой участи? Участи покоиться где- нибудь в одной из этих могил. Меня начинает мутить и лицо мое выражает такую гамму чувств, что Никита закусывает губу. Мне так сложно осознавать это, так тяжело…
— Я видел его сегодня. Он, однозначно будет жить. — Похоже на попытку меня успокоить, лишить злых фантазий, что обжигают мое сознание. — Подержи.
Очевидно, его левая рука действительно сильно пострадала. Он не может совершить ритуал сожжения сам. Мне ничего не остается, кроме как принять машинописные листы из его руки. Все это время, он оценивающе смотрит на меня, словно ждет, что я остановлю его.
Чиркнула зажигалка и краешек бумаги взвился пламенем, унося меня в те самые страшные воспоминания, когда я стояла так же перед Владом…с отчаяньем твердя слово, "да".
Напряженно смотрим на друг друга сквозь пламя огня, пытаясь смириться с безысходностью, беспомощно запутавшись в действительности. Решаем один ребус на двоих и тонем в массе неправильных комбинаций. Меня манит в глубину его ледяных глаз, как в наказание. Но так сложно понять, что выражает его взгляд.