Мятеж

Закрытые веки возбужденно подрагивали, аккуратные, полные жизни губы были едва приоткрыты. Солнечные блики соскальзывали с прямых темных волос, длиною чуть ниже острого подбородка. Две длинные пряди, обхваченные на концах черными шнурками, спускались на грудь.

Она часто приходила сюда, уютно умащиваясь под сенью мирного леса, кутаясь в бабушкин плед, и слушала ветер. Он приносил ей пересуды торговцев, съезжавшихся на ярмарку за рекой, что течет далеко на север, а иногда — крики птиц, охотящихся на рыбу в далеком Восточном океане, до которого вскачь не добраться и за десять дней. Ветер пересказывал ей под плеск белья в озере песню супруги дровосека, живущей где-то в западных лесах. Она слышала много тайн и хранила их все — доверенные ей ветром откровения сотен людей по всему материку.

Ее звали Оника, воспитанница четы Фьюриен, прекрасный цветок восемнадцати лет отроду — единственная отрада семейной пары на закате лет. Всегда вежлива и мила, она стала утешением для стариков, родная дочь которых родилась с проклятым нутром и, повзрослев, связалась с магом-отступником, покрыв благородную семью позором. Чета отреклась от дочери и в деревне, где они жили, поговаривали, что родовое поместье Фьюриен достанется Онике — девочке из городского приюта сирот, которой посчастливилось еще в младенчестве запасть в души убитых горем Орлеи и Сайла Фьюриен.

В деревне всякий знал и любил скромную Онику. Оника же любила слушать ветер.

Она хотела возвращаться, когда тот принес отголоски неизвестных ей голосов.

— Больше нет вяленой рыбы, — с сожалением говорил юношеский.

— Я могу попробовать поймать какого-нибудь зверька, — отвечал ему девичий.

— В прошлый раз ты проплакала над задавленным зайцем целый вечер. Так что охотой займусь я.

— О да, бегающий по лесу маг, поджигающий кусты в попытке поймать несчастную зверушку, — как раз то, что нам нужно в этот момент, — голос девочки приобрел насмешливые нотки.

— Ладно, никакой охоты. Я видел пару столбов дыма за деревьями. Думаю, в том направлении должно быть поселение. Там мы и найдем провизию в дорогу.

— И карту. Сколько дней мы блуждаем лесами?

— Не блуждаем, а идем в Этварк. Он на северо-западе. И вообще, маги земли находят путь в горных грядах, а ты не можешь разобраться в трех деревьях.

— Зато я могу уронить тебе на голову камень с меня ростом. А может даже и с тебя. Нужно попробовать.

Оника приоткрыла веки и на мир взглянули два чистых глаза: левый — темно-карий, правый — глубинно-синий с зеленоватым осветлением вокруг зрачка. Девушка ловко взобралась на дерево, оставив плед внизу, и пройдя по толстой ветви, перепрыгнула на соседнее дерево, поддерживаемая воздушными крыльями.

Она затаилась совсем рядом, заботливо спрятанная в складках зеленого одеяния старого дерева. Отодвинув в сторону пахнущий недавним дождем лист, Оника увидела сидящего у костра юношу и девочку с пушистыми русыми волосами. Парень жарил на огне последнюю заячью лапку, а девочка рисовала на земле, водя пальцем в воздухе над рисунком.

Присмотревшись, Оника не обнаружила меток Проклятого, так же как и поленьев в костре. Сощурив разномастные глаза, она сложила губы трубочкой и еле-еле подула. Пламя костра всколыхнулось и погасло. На лице юноше отразилось замешательство, а девочка рассмеялась.

— Мне кажется, или каждый заплутавший порыв ветерка не должен задувать твой огонь? — смеясь, выдавила девочка.

— Умолкни ты, — шикнул на нее юноша, и, покрутив головой по сторонам, чтобы убедиться, нет ли лишних глаз, взмахнул кистью, и пламя вновь заплясало в земляном углублении. — Поедим и поищем деревню: карта нам не помешает.

Незамеченная никем, Оника вернулась к пледу и, аккуратно сложив его, поспешила домой.

Особняк семьи Фьюриен стоял на отшибе, глядя на улицу тремя этажами через витражные окна. Двор скрывался за высокой каменной стеной с широкими, скрипучими воротами. По камню давно пополз плющ, украсив неприглядный забор россыпью лиловых цветов. Через него на улицу перевешивались ветви груши. Деревенская ребятня часто прибегала к старому дому полакомиться сочными плодами, нависающими над дорогой.

В доме было пусто. Поднявшись по покрытой ковром лестнице, Оника прошла вдаль коридора и остановилась у картины изображавшей высокую тонкую деву, с правильными чертами лица и такими же по-детски пухлыми губами в строгом контуре, как у Оники. Девушка на картине стояла у колодца, что на заднем дворе особняка, держа в руке лукошко со спелыми грушами. Она улыбалась, обнажив маленькие ровные зубы. Под картиной стоял столик с цветами и сложенным черным сукном: ним завешивали картину, когда в дом приходили посторонние.

Оника, не отходя, простояла у картины, всматриваясь в черты изображенной девушки, несколько часов, прежде чем Сайл Фьюриен вернулся домой. Статный и благородный, как и полагает дипломату в отставке, он остановился за спиной Оники и тоже посмотрел на картину. Супруга всегда говорила, что их дочь больше похожа на отца, чем на нее.

— Ты почти никогда не подходишь к ней, — заметил Сайл. — Почему сегодня?