Мятеж

Рейес ещё раз обернулся на сдвоенную вершину Мармолады, что зубом мудрости торчала из-за ближайшего склона. Даже сейчас, в конце мая, снег там лежал по-прежнему плотной сверкающей на солнце короной, пока пониже уже вовсю начинал покрываться зелёными прожилками растительности вездесущий доломитовый монолит.

Мармолада, конечно, не Монблан и не Маттерхорн (и чего это они все на «эм»?), но на фоне местных невеликих высот она смотрелась основательно, напоминая случайному путнику, что Альпы — это Альпы, и недаром бывшее дно моря Тетис[225] так старательно пёрло вверх на протяжении последнего полумиллиарда лет.

Рейес усмехнулся. Случайному путнику. Как часто тут вообще бывают люди?

Жаль, конечно, что этой красоты почти никто не видит, но с другой стороны как подумаешь, сколько лет понадобилось местной природе, чтобы восстановиться — триста? — так сразу и раздумаешь сюда кого-то звать. Да и кого, на всей Старой Терре осталось от силы пара тысяч таких же, как Рейес, отмороженных любителей экстремального туризма, что готовы были, случись что, умереть вместе со своим миром. И всем им было явно не до треккинга в Доломитовых Альпах.

Перекинув плотно набитый оборудованием рюкзак поудобнее, Рейес мысленно помахал рукой местным красотам, а сам направился вниз по левому отрогу. До озера оставалось каких-то двадцать километров довольно ровненького спуска вниз в кресловину. Так, теперь размеренно работаем палками, раз-два, раз-два.

В этот заход, по счастью, почти не было приступов — чего Рейес в основном и опасался. Одно дело, когда на тебя находило в безопасном месте, на каком-нибудь бескрайнем лугу, куда ты припёрся фармить[226] микротомы[227] местной растительности, там с тобой всяко ничего не случится, разве что змея укусит — пресмыкающиеся вообще сохранились повсеместно, и чуть ли не лучше их основной кормовой базы в виде грызунов — совсем другое дело пусть простой, но в общем-то отнюдь не безопасный склон, где даже обычное падение может наделать делов, что уж говорить о вполне реальной возможности скатиться в какую-нибудь ближайшую расщелину, где тебя даже патрульный дрон найти не сможет.

Впрочем, сказать «почти не было приступов» тоже было бы заметным преувеличением. Первый из них Рейес поймал на самом крутяке, в конце стартовой полусотни, когда ещё не кончился провес. Как тут не кивнуть в сторону преимуществ гималайского стиля восхождений. Впрочем, вступило несильно, Рейесу только и успело на мгновение показаться, что всё вокруг облеплено десятисантиметровым слоем жирной чёрной сажи — обычное дело для приступа. И тут же отпустило.

Куда серьёзнее дело оказалось возле пня некогда обрушившейся выше по склону мачты фуникулёра. Пень этот диаметром в добрых пять метров бетонного крошева с торчащими оттуда огрызками металла — это по сути всё, что осталось от местной инфраструктуры чуть не тысячелетней давности постройки, и он как раз был довольно опасным местом — осыпи вокруг, уже никакого тебе провеса, идти надо впритирку к стенке. И тут снова приступ — словно облитая мазутом мачта нависала над Рейесом, обрывки тросов полощутся на ветру, валит снег, только снег этот такой же чёрный, на вкус отдающий металлом и кислотой. Мачта при каждом порыве ветра издавала какой-то тягостный стон.

Тут Рейесу хватило сноровки — в самом начале приступа он прижался спиной к скале и как смог присел, группируясь. Впрочем, всё прошло гладко, никаких вам лишних телодвижений, безумных криков и размахиваний аппендажами[228], тестикулами и прочими рукокрыльями. В общем, приступ и приступ, пациент вёл себя чинно, отряхнулся и пошёл дальше.

В остальном путешествие и вовсе оказалось тихим, спокойным и каким-то умиротворяющим. Не зря он решил пренебречь имевшейся возможностью попасть сразу на склон кара[229] при помощи банального гиросьюта. Иногда хочется и ноги размять.

А вот и сам кар. Чаша большого озера выглядела отсюда малахитовым зеркалом, выглядывающим из-за уступа. Кричащие местные цвета по первому делу производили весьма яркое впечатление — кто ни разу не видел вулканических озёр, тот вообще не имеет представления о подобном буйстве красок. Даже самые цветастые джунгли проигрывали таким вот карам в насыщенности и палитре оттенков. Правда, обычно это всё-таки были одиночные лужи на дне старых кратеров, но бывали и подобные исключения.

Огибая стеночку теперь уже по часовой стрелке, Рейес мало-помалу разглядел сначала среднее озеро банального тона морской волны, и уже потом малое, мрачного цвета венозной крови.

Собственно, именно этот дивный оттенок в своё время привлёк внимание дрона биологической защиты, сканировавшего Доломитовые Альпы в автоматическом режиме. Его нейросети обучали на поиск нестандартной биоты, по десятку разных параметров, вот он и сагрился[230], дополнительно заинтересованный смещённым изотопным[231]составом по углероду и сере.