«В те времена главнокомандование и просто командование заключалось в приятном времяпрепровождении: сидении (обыкновенно в вагоне) и подписывании всяких резолюций, ордеров об арестах, отпусках чего-либо и прочих бумажек. Приказы на Ростовском фронте появились с появлением Сорокина. Бывали и приказы главкома, но я их не видел. Иногда главкомы и командармы выезжали на фронт, особенно когда войскам нужно было наступать. Сорокин охотно и часто ездил по фронту, а фронт в то время был основательный: позиция с блиндажами, траверсами, ходами сообщения и прочими удобствами. Войска же делились на две враждующие группы: украинскую и кубанскую. Украинцы задержали немцев одни, до подхода кубанцев, и поэтому были недовольны, что командование было дано Сорокину, а не тов. Родионову, который первый сумел дать отпор немцам, до некоторой степени объединив разношерстные шайки украинских отрядников».
[198]До С.В. Петренко у Сорокина уже был политический комиссар, но, по мнению руководства ЦИК, он быстро попал под влияние командующего, и потому его отозвали, а вскоре он погиб.
Имелся у Сорокина также политический комиссар фронта, назначенный самим Сорокиным. Его обязанности состояли в производстве всяких обысков и реквизиций, его Петренко вскоре устранил. О себе Петренко пишет, что его, как нового политического комиссара, Сорокин принял более чем холодно:
«[…] и ясно дал понять, что в моем назначении видит «усиление надзора». Его штаб повторил все приемы своего начальника в квадрате, за мной была постоянная слежка. Чувствовалось, что при таких отношениях, никакая совместная работа невозможна. Тогда я вызвал Сорокина на вполне откровенное объяснение, выяснил определенно и откровенно свой взгляд на мою задачу, и в результате добился спокойного отношения к себе со стороны штабных, и некоторой откровенности со стороны Сорокина
»[199].Описывая портрет И.Л. Сорокина, Петренко все время подчеркивал, что в этом человеке житейский ум и хитрость уживались с большим честолюбием. Он не прочь был при случае покрасоваться, выделял людей с хорошими внешними данными, иногда закрывая глаза на их слабые деловые способности и моральные устои. При этом был бескорыстен и требовал этого от подчиненных. Но больше всего он ценил дружбу и преданность себе, так как в тех условиях найти человека, на которого можно было положиться в трудную минуту, было не так-то легко. Петренко заметил также, что, не смотря на свою горячность и вспыльчивость, Сорокин с трудом, но воспринимал критику в свой адрес, если она была обоснована и высказывалась в дружелюбном тоне. Он никогда не искал политической власти, и откровенно говорил, что с ней он просто не справится.
Однако при этом начальник штаба подчеркивал большой военный талант своего начальника: