Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Особенно «страдал» этим командир полка, а потом бригады в армии Сорокина И. Кочубей. Этот талантливый и бесшабашный рубака был совершенно неграмотным, свою подпись на приказе, написанном адъютантом, он «заверял» крестом, который писал намоченной в чернилах спичкой. Только через полгода комиссар с большим трудом научил его писать свою фамилию. Все недочеты в жизни армии он считал следствием измен. Нет денег — измена. Нет патронов — измена. Нет одежды и снаряжения — измена. Требуют от него прекратить «партизанщину» — тоже измена. Глубоко убежденный в том, что в штабах и ревсоветах сидят «изменники», он не раз говорил: «Добраться бы до Ленина, рассказать ему и заарестовать всю эту сволоту». С убеждением, что «изменники» продали революцию и что только Ленин мог спасти ее на Северном Кавказе, он и умер, будучи повешен белыми.

Нужно также иметь в виду, что в момент принятия Сорокиным руководства армией, связь ее с Москвой и командованием Северо-Кавказского военного округа в Царицыне была крайне неустойчивой, а то и вовсе отсутствовала. Это приводило к тому, что приказы и директивы из Москвы и Царицына приходили с запозданием, когда ситуация на Северном Кавказе уже изменилась и выполнение приказаний сверху могло привести к крупным потерям и поражениям. Нередко указания центра и Северокавказского округа противоречили друг другу.

Не хватало вооружения и обмундирования, на исходе были боеприпасы. Чтобы как-то выйти из положения Сорокин одобрил попытку наладить свое производство патронов и снарядов. Для этого кустарным способом переделывали итальянские патроны под 3-х линейные, а турецкие артиллерийские снаряды превращали в 3-х дюймовые. Серьезно давал знать о себе финансовый кризис. Бойцам и командирам по 2–3 месяца не выдавали денежного содержания. В армии по-прежнему процветала «партизанщина», почти каждое приказание вышестоящего командира или штаба, прежде чем начать выполнять его, обсуждали, хотя уже и не на митингах, а на совещании представителей частей. Не хватало опытных политических комиссаров, которые в море анархии и вседозволенности могли бы сплотить, мобилизовать людей.

В этих условиях очень многое зависело, конечно, от главкома, его личных качеств. Современники Сорокина, те, кто находился вместе с ним или под его началом в боевой обстановке, будь то на Русско-японской, 1-й Мировой или Гражданской войне, неизменно отмечали его необыкновенную храбрость, стремление находиться там, где складывалась наиболее угрожающая обстановка. Он умел выступить перед бойцами и командирами с пламенными речами и повести за собой не только единомышленников и колеблющихся, но даже и тех, кто только что был не согласен с ним. Он обладал властным, сильным характером, и требовал беспрекословного выполнения своих приказов и распоряжений. Те, кто попадал в его, если так можно выразиться, «силовое поле», получали его заряд энергии.

Для полноты характеристики Сорокина есть смысл привести мнение о нем бывшего адъютанта для особых поручений Ф.Ф. Крутоголова. Он, Крутоголов, как и И.П. Борисенко, писал о Сорокине дважды. В первый раз во времена, когда о главкоме принято было говорить только плохое. В своих воспоминаниях «Огненные годы» Крутоголов, отдавая дань времени, оттенил только то, что может негативно характеризовать Ивана Лукича. Во второй раз, уже незадолго до своей смерти, он снова обратился к воспоминаниям, назвав их «Правда о Сорокине».

Скорее всего, сделал он это под влиянием И.П. Борисенко, который, решив все же дать честную характеристику Сорокину, предложил сделать это и Крутоголову. Во всяком случае, фрагменты их переписки по этому вопросу в архиве Ставропольского музея имеются. В частности И.П. Борисенко советовал Ф.Ф. Крутоголову:

«То, что пишешь о Сорокине (его надо вывести кубанским Григорием Мелеховым) — нелепость. Какое может быть сравнение! Стечением времени личность Сорокина приобретает новые и новые краски полководца (а не командира сотни) и политика. Ты на свободе запиши (для нас с тобой), припомнив разные высказывания его по разным поводам (автономовщина, борьба с немцами, с ЦИКом); этим не делись пока ни с кем; помни, что остался ты почти один из встречавшихся с Иваном Лукичом долго и в самые бурные моменты жизни республики на Северном Кавказе и революционных масс, боровшихся в 1918 г.»[216].

Так вот, Ф.Ф. Крутоголов пишет: