Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

«Помню тот день, — пишет он, — когда конница, Эрдели прорвалась к сенному рынку. Мы встретили их в городских улицах. Для меня это был труднейший день. Полк рассеялся, и рубились мелкими группами, а текинцы и черкесы словно из под земли вырастали; даже под Сатиновом, где меня порубили австрийцы. я не помню такого. Дрался как рядовой, водил в рубку десяток казаков. Вдруг увидел — черкесы поворачивают коней, а из за спины, из переулков хлынула конница, передние ряды — в серых черкесках и белых папахах, впереди на гнедом коне, в черной кубанке Сорокин с шашкой. Впереди всех врезался в черкесов, за ним — Крутоголов, адъютант. Вышибли мы их тогда. Когда собрал полк, было много раненых, убитых меньше. Эрдели давил нас количеством. Что касается рубки, то казаки тут сильнее черкесов, нас ведь учат этому дольше, с самого детства, а у Эрдели, кроме бывших всадников Дикой дивизии, было много только что навербованных по аулам»[149].

Когда наступила ночь 13 апреля, и Корнилов приказал доложить ему о потерях, то выяснилось, что силы Добровольческой армии уменьшились наполовину. Белые были морально подавлены. Тем не менее Корнилов и Деникин приказали на рассвете следующего дня продолжать штурм кубанской столицы. На совещании Корнилов заявил Деникину, что если их войскам и на этот раз не удастся взять Екатеринодар, он пустит себе пулю в лоб[150].

Однако Корнилову не пришлось этого делать. Во время артиллерийского обстрела снаряд попал в комнату, где он находился. Корнилов был yбит. Внезапная гибель руководителя внесла смятение в ряды Добровольческой армии. В этот момент Сорокин бросил в атаку на левый фланг добровольцев конную лаву, состоящую из кавалерийских отрядов Мироненко, Воронова, Батлука, Ильина, Кочубея. Им сравнительно легко удалось отбросить противника от Екатеринодара. В рядах Добровольческой армии было состояние близкое к панике. Вместо Корнилова в командование вступил генерал А.И. Деникин. 14-го апреля он дал войскам приказ отступать.

Армия белых отступала на Старо-Величковскую, слабо преследуемая обескровленными отрядами Юго-Восточной революционной армии. Вначале Сорокин имел намерение продолжать разгром добровольцев. В результате артиллерийским огнем им снова был нанесен значительный урон, но неожиданно передумал. Это потом вызвало множество кривотолков и догадок. Одни считали, что он пожалел свои измотанные непрерывными боями части, другие — будто захотел проявить милосердие к потерпевшему поражение достойному противнику, а третьи решили, что он просто спешил поскорее начать праздновать победу и собирать почести.

В городе действительно шумно праздновали победу, но вместе с митингами, парадами и смотрами победителей происходили и другие явления. По сути дела повторилось то, что город пережил в середине апреля 1917 г. когда туда вслед за бежавшей Радой вошли части Юго-Восточной революционной армии. Начались кутежи командного состава, на улицах можно было встретить пьяных красногвардейцев. Будь в городе нормальное, единое командование войсками и нормальная комендатура, то, опираясь на не подверженные анархизму части, можно было избежать многих эксцессов. Но начальником гарнизона города был Золотарев, который сам был рассадником беспорядков. Это была темная личность. Как позже выяснилось, он в 1910–1911 гг. состоял членом шайки «Степные дьяволы», которая отличалась особой дерзостью и жестокостью и длительное время терроризировала население Кубани. Это уголовное формирование было в 1912 г. ликвидировано, все, кого поймали, были осуждены в Екатеринодаре. Золотареву же тогда удалось скрыться.