Мятежная дочь Рима

Стоило им только въехать в узкий проход между двумя башнями, как на них ливнем обрушился новый град вопросов:

— Где же твой муж, красавица? Неужто бедняга потерял тебя?

— Рим, должно быть, можно брать голыми руками, раз он позволил умыкнуть такую красотку!

— Так им и надо, этим римлянам! Это им за нашу священную рощу! Наглая сука!

При виде внутреннего дворика Валерия ужаснулась — грязь, солома, нечистоты, смешавшись в омерзительного вида бурую, зловонную массу, утрамбованную сотнями ног, превратились в небольшую площадку, по которой бродили собаки, мочились лошади, а замурзанные ребятишки с криками и воплями играли в какую-то игру, путаясь под ногами у взрослых. Со стороны дома тянуло запахом стряпни, а над кучей отбросов с жужжанием вились мухи. Не успел их отряд въехать во двор, как откуда-то с восточной стороны земляного вала на них обрушилась орава оборванцев и с восторгом кинулась обнимать их похитителей. Валерия с Савией застыли, не в силах прийти в себя, — грязь вокруг была такая, что при мысли о том, чтобы спешиться, их замутило, а море светлых и огненно-рыжих голов, затопивших весь двор, пугало обеих женщин до дрожи в коленках. На мгновение им даже показалось, что это бурая волна нечистот вспучилась, готовая поглотить их с головой. Только потом, немного придя в себя, Валерия сообразила, что ее просто ввела в заблуждение одежда этих людей — и мужчины, и женщины носили почти одинаковые мешковатые одеяния буровато-коричневого цвета. Приглядевшись, она, однако заметила, что ткань, из которой они были сшиты, в основном клетчатая или же полосатая. Встречались и украшения, но все они как на подбор были ужасающе громоздкими и аляповатыми. Впрочем, все у них было немного «слишком» — безделушки массивные, оружие невероятных размеров, а спускавшиеся на плечи волосы, все в тугих, блестящих завитках, смахивали на львиную гриву. Эти люди явно понятия не имели о приличных манерах, что уж говорить о свойственной римлянам сдержанности — у этих все было на виду. И женщины ни в чем не уступали мужчинам — такие же шумные, грубые и несдержанные на язык, они не обращали ни малейшего внимания на вертевшихся под ногами ребятишек, оравших так, словно их резали. Большинство составляла молодежь, но ведь все эти юнцы давно уже вышли из младенческого возраста. «Так почему им никто не объяснит, как следует вести себя? — недоумевала Валерия. — Почему никому не приходит в голову заставить их употребить переполняющую их энергию на что-то полезное… да вот хотя бы на то, чтобы убрать во дворе?» Тут было грязнее, чем в свинарнике, однако, казалось, никто из кельтов просто не замечает грязи, в которой они утопали по щиколотку. Мужчины в знак приветствия оглушительно хлопали Каратака по спине, женщины обнимали и целовали его, все, похоже, были вне себя от радости, что ему удалось захватить в плен римскую аристократку. Она — военный трофей, с горечью подумала Валерия.

Только одна из женщин, казалось, не разделяла всеобщего ликования. Обежав встревоженным взглядом лица вернувшихся, она немного растерялась, а затем с воем кинулась к телу погибшего кельта — того самого, которого Клодий успел убить дротиком. Вцепившись в поводья лошади, на которой лежало тело убитого, несчастная разразилась пронзительными воплями и стенаниями.

Арден бросил в ее сторону сочувственный взгляд, но даже не двинулся, чтобы как-то успокоить рыдавшую женщину. Смерть — удел каждого воина, и все это знали.

Вместо этого он вскинул в воздух руку, призывая всех к тишине.

— Я привез вам гостей!

Оглушительный ликующий вопль, похожий на вой, перемежаемый проклятиями в адрес римлян, прервал его на полуслове.

— Слышь, Арден! Возьми эту толстуху, обдери ее до костей и приладь мясо к молоденькой — наверное, тогда ты получишь хоть одну пленницу, за которую можно будет подержаться! — загоготал кто-то в толпе.

— Никак эта недотрога обожает скакать верхом!

— Отдай толстуху мне — я поселю ее в амбаре со скотиной! У нее задница, как у моей кобылы, вымя, как у коровы, и надутый вид — точь-в-точь как у нашей свиньи!

Валерия застыла; надменно расправив плечи, она изо всех сил старалась держаться невозмутимо, как положено женщине ее круга. «Ты — дочь Рима!» Но страх уже запустил ледяные когти ей в душу — больше всего она боялась, что их изнасилуют.

Каратак снова потребовал тишины.

— И поскольку эти женщины — наши гостьи, гостьи клана Каратак, племени Аттакотти, живущего на земле Каледонии, я требую, чтобы к ним относились с подобающим почтением, как вы относитесь к вашим матерям или сестрам. Эти пленницы — мой военный трофей. А трофей имеет огромную ценность, если с ним обращаться бережно. И утратит ее, коли кто-то по глупости забудет об этом. И вот теперь при всех я даю им слово, что здесь они в безопасности. И что тот, кто посмеет обидеть их, будет иметь дело со мной. — Он обвел выразительным взглядом разом притихшую толпу, словно бросая своим соплеменникам вызов. Однако все молчали.