А вот еще одна невероятная история. Один грамм инвазивной опухоли содержит до миллиарда раковых клеток, многие из которых постоянно попадают в кровоток. На этом фоне может показаться, что вторичный рак – мрачная доля каждого пациента, но вероятность такого развития событий гораздо меньше, чем можно было бы ожидать. Чайная ложка крови онкологического больного обычно содержит менее пятидесяти опухолевых клеток, а это означает, что в пяти литрах его красного вещества их будет лишь пара десятков тысяч.
В большинстве своем эти клетки совершают только один круг по телу, а потом разрушаются, но их количество все равно составляет несколько миллионов клеток на каждый день или несколько миллиардов на каждый год. Цифра чрезвычайно высокая, но, несмотря на это, количество вторичных опухолей, возникающих у пациентов, весьма мало; отсюда можно сделать вывод о том, что лишь одна раковая клетка из миллиарда способна вызывать метастазы. Процесс распространения рака по телу – математическая несуразица. Тем не менее это биологическая реальность, в которой даже самые невероятные шансы могут в какой-то момент обернуться «победой».
Если бы опухоли всегда оставались на местах, мы могли бы вылечить почти все солидные виды рака, обратившись лишь к острой хирургической стали. Единственное, что делает болезнь столь смертельной, – это метастазы, клетки, отделяющиеся от первичного рака, болтающиеся по дорогам и улицам нашего тела и высеивающие вторичные опухоли в новых местах. Начинается все с инвазии, когда опухолевые клетки прорываются через мембранные барьеры, выстилающие ткани и органы. И уже отсюда делается короткий прыжок к свободе: либо через кровеносные сосуды, либо через лимфатическую систему – сеть протоков и узлов, формирующих секретную магистраль иммунных клеток. Если опухоль удалить до первого инвазивного прорыва, то излечение практически гарантировано. Увы, как только барьер будет преодолен, почти неизбежным становится то, что раковые клетки начнут свободно циркулировать – задолго до того времени, когда опухоль станет достаточно большой, чтобы ее можно было обнаружить с помощью обычных диагностических методов.
К концу XIX века совершенствование анестетических и антисептических методов сделало возможным хирургическое вмешательство при раке, несмотря на все сохранявшиеся риски. Особенно хорошо поддавались лечению опухоли молочной железы: они располагались в доступной части тела, которую можно было удалить, а не в глубине какого-то жизненно важного органа. К несчастью, в то время как некоторых женщин, страдавших от этого типа рака, действительно удалось излечить с помощью скальпеля, многие другие скончались от вторичных опухолей, поражавших кости, легкие, печень и головной мозг. Предположив, что это работа блуждающих раковых клеток, вырвавшихся из исходной опухоли, американский хирург-новатор Уильям Холстед изобрел радикальную мастэктомию – новую операцию, которая включала удаление молочных желез вместе с расположенными под ними мышцами и лимфатическими узлами подмышечных впадин.
Строжайшее соблюдение Холстедом антисептических правил, несомненно, спасало пациенток от инфекции, а его приверженность анестезии делала жуткие операции терпимыми (что, впрочем, не помогло ему самому избежать личной зависимости от кокаина и морфина). Но, несмотря на все это, экстенсивное применение им хирургии почти не повлияло на выживаемость от рака. Одни женщины излечивались, но другие умирали от вторичных опухолей.
Хирурги, следовавшие по стопам Холстеда в начале XX века, решили пойти еще дальше. Их сверхрадикальные методики мастэктомии были по-настоящему брутальными: в стремлении блокировать распространение болезни врачи отрезали все больше, больше и больше человеческой плоти. В частности, удалялись глубинные слои мышц, а некоторым женщинам ампутировали часть плеч или руки. Тем не менее, несмотря на физический и психологический ущерб, причиняемый женщинам в результате подобных операций, которые продолжались до 1950-х годов, показатели выживаемости оставались на прежнем уровне.
В какой-то момент эта волна увечий стала невыносимой. Небольшая группа хирургов из Европы и США выступила против сложившейся практики, собрав достаточно данных, которые убедительно доказывали, что шансы на развитие вторичного рака остаются неизменными независимо от того, перенесла ли женщина калечащую радикальную мастэктомию или же менее серьезную операцию по удалению лишь пораженной груди. Общий посыл был ясен: к тому времени, когда рак обнаруживает себя в той степени, которая позволяет оперировать пациентку, неизменно имеется риск того, что метастазы уже посеяны. Некоторым женщинам повезет, а некоторым нет. Но вот кромсать их тела – это негодное решение.