Через силу заставляя себя двигаться быстрее, она с трудом переставляла ноги, пока вместо шатких шагов не побежала, не рванула вперед, между дерущихся заключенных и надзирателей, и наконец…
«Вот он!», – увидела она лазарет. С ее губ сорвался облегченный всхлип. Она не верила своему счастью: рядом с лазаретом никто не сражался, и в отличие от центра тюрьмы, где людей было втрое больше, здесь не было практически никого. С еще одним всхлипом Кива полетела к зданию. Она была так близко,
Она увидела дверь.
Распахнутую настежь.
Кива споткнулась на неровной земле, замахала руками, чтобы не упасть, и в этот момент прямо над ее головой пролетела стрела и приземлилась туда, где должно было оказаться сердце Кивы, если бы она не замешкалась.
Ужас и потрясение сражались в ее душе за первенство, но она их отмела. У нее и секунды лишней не было, чтобы задуматься о том, как близка она была к смерти. Все мысли Кивы были заняты лишь лазаретом. Легкие горели, мышцы ныли, и каждой частичкой тела она жаждала узнать, увидеть…
Кива влетела сквозь дверной проход и с криком остановилась. Здесь, внутри, она оказалась вдали от непосредственной опасности. Она огляделась. Воздух вышибло у нее из легких, а сердце остановилось при виде того, что сталось с ее целительской обителью.
На полу валялись осколки разбитых пузырьков, крысиный загон был разломан, грызуны сбежали, везде лежали обрывки тканей, вязкие лекарства покрывали все: кушетки, стены, пол. Лазарет был разрушен, однако сам по себе он Киву не интересовал. Ее волновала лишь судьба тех, кто в нем находился.
На подгибающихся ногах Кива подошла к Тильде. Можно было уже не спешить. Она и от дверей все увидела.
Кровь.
Кровь Тильды.
Она была повсюду, насквозь промочила простыни.
А глаза… Слепые глаза Тильды… Они смотрели в потолок – не мигая, не двигаясь, как и сама Тильда.
Словно во сне, словно в кошмаре, Кива положила дрожащие руки на ее грудь, на зияющую рану, которая могла значить лишь одно.
Ничего.
Ни одного удара сердца.
Неподвижна, как сама смерть.
Кива ничем не могла ей помочь.
Она сделала все – все – чтобы Тильда выжила.
По щеке Кивы сбежала слеза, затем другая, а потом колени у нее подогнулись, и Кива рухнула на женщину, не обращая внимания на кровь. Она через столькое прошла, чтобы защитить ее. Кива пережила невозможное, прошла все Ордалии, и все для того, чтобы спасти, освободить Тильду. А теперь…
А теперь она мертва.
– Прости меня, – задыхалась Кива. – Я пыталась. Пыталась!
Лишь дважды в своей жизни ей доводилось испытывать такие муки. Такую душевную боль. Все, на что она теперь была способна – это лишь раз за разом шептать извинения.
– К-К-Кива?
Кива взметнула голову и сквозь пелену слез огляделась в поисках владельца слабого голоска.
– Типп? – едва сумела прохрипеть Кива от избытка эмоций. – Где ты?
Типп не ответил. Кива, вытерев лицо, поднялась и снова позвала:
– Типп?
Но потом она заметила мальчика за койкой Тильды. Он лежал на полу, запутанный в занавеске… в луже собственной крови.
– Типп! – закричала Кива и, обогнув койку, рухнула на пол с такой скоростью, что колени пронзило болью. Она отдернула занавеску, нашла рану, и ее глаза вновь наполнили слезы.
Кива содрогнулась всем телом, потянулась к Типпу, прижала ладони к его животу, пытаясь остановить кровь, хотя уже видела, что он потерял слишком много. Невозможно было залечить эту рану, не существовало такого лекарства, которое спасло бы Типпа.
– Я п-п-пытался з-защитить ее, – прошептал Типп. Его лицо посинело и цветом походило на его глаза. – Из-из-извини. Я п-п-пытался.
Он закашлялся, кровь запузырилась у него на губах и подбородке.
– Ш-ш, – перебила его Кива. Слезы струились по ее лицу. – Побереги силы.
– Я л-л-люблю тебя, К-Кива, – угасающим шепотом прошептал Типп, словно все это время он держался лишь для того, чтобы напоследок увидеть Киву. – С-спасибо… з-з-за все.
Кива всхлипнула, все еще прижимая руки к его растерзанному животу, хотя кровь уже почти иссякла.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала она в ответ и дотронулась до его щеки мокрой ладонью. Слезы хлынули с новой силой. – Поэтому останься со мной, хорошо? Мы с тобой справимся, как всегда справлялись до этого.
Типп улыбнулся ей, и несмотря на бледность, несмотря на серьезную рану, его улыбка все равно осветила комнату.
– Ты н-никогда… н-н-не умела… врать, – прошептал он. – Т-тебе нужно… Н-нужно…
Но он не договорил: кашель сотряс его тело, и он кашлял и кашлял, пока глаза у него не закатились, а грудь… не перестала вздыматься.
– Нет, – выдохнула Кива. – Нет, нет, нет, нет, нет. – Она положила окровавленные руки ему на сердце. – Типп, прошу тебя.
Оно все еще билось, но очень слабо. Теперь, когда дыхание остановилось, долго оно не продержится.
– Я не могу потерять и тебя, – зарыдала Кива, роняя слезы ему на грудь. –