Мятежная королева

– Я не вру, – Кива уже чуть ли не хрипела. – Это был не принц. Мне его дала принцесса.

– Всем прекрасно известно, что у принцессы Миррин не хватило бы огненной магии для твоего сегодняшнего трюка, – оборвал ее Рук. – Это официальная информация. В лучшем случае она может создать парочку маленьких огоньков, но ее дар – в управлении воздухом. А за силу в этом маленьком амулетике можешь благодарить принца Деверика. В семье Валлентисов нет огненного мага сильнее него.

Кива вспомнила, как Миррин подарила ей амулет. Она тогда предположила, что принцесса наделила рубин собственной магией, но сейчас поняла, что напрямую этого сказано не было. Неужели наследный принц вмешался? Снова? Миррин намекала на поверхностный интерес Деверика к Киве, да и он сам флиртовал с ней тогда в лазарете, но неужели это повод ее спасать? Да еще и дважды? И почему тогда Миррин делала вид, будто амулет дарит она?

На последний вопрос Кива еще могла предположить ответ: Валлентисы не должны были ей помогать. Тильда Корентин была их врагом, и, помимо загадочной болезни, между смертью и Мятежной королевой стояла только Кива. Если при дворе узнают, что принц натворил, у него наверняка возникнут проблемы.

Но… почему же он тогда так поступил? Неужели просто потому, что Кива ему понравилась?

«Мой брат – безрассудный, импульсивный дурак, и все же мало на свете людей лучше него».

Вспомнив слова Миррин о Деверике, Кива задумалась, что может быть… может, принцу понятие справедливости куда ближе, чем всему остальному его семейству. Может, он считал Тильду достойной шанса на победу. Может, он считал, что ее стоит спасти – и Киву вместе с ней.

Кива терялась в догадках. Впрочем, ломать над этим голову сейчас, когда она в любой момент могла упасть в обморок, явно не имело смысла.

– Больше такого не повторится, – пообещала Кива Руку.

И она говорила серьезно: ни тузов в рукаве, ни амулетов у нее не осталось, и не было ничего, что помогло бы Киве в следующем испытании. Да и королевские наследники давным-давно уехали. От них она больше не получит ни помощи, ни ответов.

– Уж постарайся, – угрюмо отозвался смотритель. Затем голос его смягчился, и он придвинулся почти вплотную. – Я… рад, что ты выжила.

Каждая клетка тела Кивы ныла, и она не сразу поняла, как разговор принял такой оборот.

– Я серьезно, – продолжал Рук. – В отношении испытаний мне приходится придерживаться закона, однако я вздохнул с облегчением, узнав, что ты жива.

Кива проглотила вскипевшие в ней эмоции, и горло разодрало болью. Возможно, Рук все же по-своему, но заботился о ней.

– Тем более что болезнь до сих пор свирепствует… – закончил смотритель и потряс головой, словно боялся, что с ее смертью для них все будет кончено.

У Кивы оборвалось сердце. Сама по себе она Руку была не важна – его заботило только то, чем она могла быть ему полезна. Зря Кива возомнила, будто ее состояние для него что-то да значило. Смотритель для этого был слишком прагматичным, слишком расчетливым, и думать мог только о собственной шкуре.

– Слышал, ты сдвинулась с мертвой точки? – поинтересовался он.

– Да, – еле выдавила Кива. Она соврала, но сил отчитываться у нее сейчас не было.

– Нечто подобное уже случалось много лет назад, когда я только стал смотрителем. – В темных глазах Рука проблеснула искра ностальгии. – Ты вряд ли помнишь, ты была еще совсем маленькой…

– Я помню.

Рук взглянул ей в глаза, а затем лицо его прояснилось, словно он догадался, почему она об этом помнила. Понял, кого она потеряла из-за этой болезни.

Он кивнул:

– Что ж, в таком случае удачи тебе. Судя по всему, от тебя зависит много жизней.

«И твоя в том числе», – так и подмывало сказать Киву. Но она не хотела провоцировать смотрителя, да и очередная реплика грозила болью.

– Отведите ее обратно в лазарет, надзирательница Арелл, – велел Рук Наари. Та склонила голову.

Развернувшись, смотритель ушел, и Кость с тремя надзирателями последовали за ним.

– Кива, прости меня, – раздался тихий скрипучий голос Грендель, когда надзиратели ушли. – Он мне до самого утра не говорил, зачем нужна вторая печь, и я не успела тебя предупредить. Если бы я только знала…

– Ты не виновата, – прохрипела Кива.

Она бы протянула руку изувеченной женщине, но одной она придерживала накидку, а другая была перекинута через плечо Наари, так что Кива сумела лишь улыбнуться работнице крематория, пусть улыбка и походила больше на гримасу.

– Как ты выжила? – прошептала Грендель. Не то чтобы она не хотела, чтобы их подслушали другие заключенные – те уже разрозненными группками расходились кто куда и шумели так, что и богам не снилось. Нет, шептала она, потому что до сих пор не верила тому, что Кива жива, хотя по всей логике должна была умереть.

– Долгая история, – выдавила Кива и поморщилась, потому что говорить стало гораздо тяжелее. – Потом расскажу.

Вряд ли она выполнит свое обещание: скорее всего, Кива вообще не вспомнит этот разговор после того, как нырнет в забытье.