Мятежная кровь (СИ)

Леннар пришел в отчаяние. Бездушное холодное лицо Рафаэля, пустые равнодушные глаза явственно свидетельствовали о том, что его душевные силы иссякли. Эльф никогда не позволял страданиям одолевать его решимость и стремление к жизни. Сталкиваясь с испытаниями, он всячески старался выглядеть сильным, и его эмоции отчетливо проскальзывали в словах и движениях; теперь же он хранил суровое молчание, равнодушно смотрел в пустоту и, кажется, не замечал присутствия экрона.

Когда Леннар протянул ему стакан воды, юноша молча принял его и, не говоря ни слова, осушил до дна. Затем отвернулся к стене и тихим бездушным голосом промолвил:

- Оставь меня.

Горькое отчаяние охватило Леннара, когда он увидел своего господина безнадежно сломленным. В нем вспыхнула ярость, непреодолимое желание отправиться к королю и высказать ему все, что он о нем думал, но страх, что это навредит бедному эльфу, сдержал его.

Смутное сомнение терзало его душу, когда он покидал Рафаэля. Ему казалось, что он ни в коем случае не должен оставлять своего господина, и чувство это было настолько сильно, что он принял решение навестить его ночью, хотя это было запрещено этикетом и строго каралось по закону.

Оставшись в одиночестве, юноша продолжал тихо лежать, неотрывно глядя в стену напротив. Болезненная пустота царила в его сердце, вызывая странную колючую дрожь. Он испытывал отчаянное желание рыдать, кричать, рушить все вокруг, плакать и смеяться в одно и то же время, но вместо этого неподвижно лежал на кровати, вздрагивая от бурлящих внутри изнуряющих чувств.

Боль и пустота слились в жгучую ослепляющую смесь страдания и равнодушия. Казалось, стоит ему пошевелиться, и эмоции рванут наружу, разрывая его изнутри, словно ненужную бесполезную оболочку. Но холодная неподвижность угнетала еще сильнее; Рафаэль чувствовал, что если продолжит так лежать, страшная истерика все равно настигнет его, и тогда он непременно лишится здравого рассудка.

За окнами вскоре сгустилась тьма, суровая и мглистая, навевающая злые отчаянные мысли.

В конце концов, он начал медленно, контролируя каждое движение, подниматься с постели. По мере того, как он двигался, равнодушие трескалось, словно хрустальная чаша под напором сильного давления. Какое-то дикое безумное чувство вздымалось в его груди, и он едва удерживал его в пределах сознания. Желание рыдать усиливалось, и только упрямая мысль о давнем замысле придавала ему решимости.

Боль между ног вспыхнула, словно внезапная молния. Рафаэль согнулся, дыхание давалось ему с трудом, безумное чувство, словно прочная веревка, сдавливало грудную клетку.

Задыхаясь, он выпрямился и надел плащ. Одеваться по всем правилам этикета у него не было никакого желания.

Тупое безразличие снова пронзило его разум. Бессмысленно оглядываясь, он вышел из апартаментов и двинулся вперед по ярко освещенным роскошным коридорам.

Вдоль стен, на расстоянии тридцати метров друг от друга, стояли безмолвные Темные Рыцари. Все они видели Рафаэля, но не смели ни о чем спрашивать; однако, надо заметить, у каждого из них сложилось гнетущее впечатление, будто они повидали привидение.

У парадного входа, внизу лестницы, стоял герольд, вампир, должностью которого являлось контролировать все передвижения во дворце, а также за его пределами. Он с нескрываемым волнением глянул на эльфа:

- Ваше высочество?

- Мне нужен конь, - тихо сказал Рафаэль, - подготовьте мне Джэмела.

Вампир почувствовал, что с ним что-то не так, да и как это было не заметить, когда глаза Рафаэля, всегда такие живые, яркие и веселые, ровным счетом ничего не выражали?

- Ваше высочество, вы намерены отправиться на прогулку? Тогда я вызову нескольких придворных для сопровождения…

- Я поеду один, - почти неслышно сказал юноша.

- Но… уже поздняя ночь. За пределами замка опасно, ваше высочество. Говорят, посол из Норигарда намерен отомстить за проявленное… неуважение, и его слуги с копьями и мечами рыскают в Истарском лесу…

- Я поеду один! - неожиданно твердо сказал Рафаэль и поднял голову. - Подготовьте коня и не говорите никому о моем отъезде! Никому, вы слышите?

Вампир изумленно смотрел на него; он никогда не думал, что Рафаэль может говорить так яростно и грозно:

- Хорошо, ваше высочество. Как прикажете.

Примерно через час, оставив позади городские огни, Рафаэль мчался верхом к темному мареву великого леса. Звезды смутно мерцали, освещая маленькую тропу, ведущую к зловещим переплетениям деревьев. Равнодушие, царящее в его душе, вновь сменилось безумным исступлением.

Возникло отчаянное желание выдернуть ноги из стремян и спрыгнуть на всем скаку вниз, под копыта, почувствовать, как трещат, разламываясь, кости.

Боль между ног ни на секунду не оставляла его в покое, изнуряла и пожирала, усиливая дьявольское безумие, одолевшее его рассудок.

Деревья сомкнулись в вышине, сияние звезд исчезло, тонкие ветки задевали его руки и лицо, но он словно не замечал этого. Смутная тропинка, мелькающая в гуще листвы, освещенная скудными бликами в просветах древесных арок, гнала его вперед, заставляя сильнее подхлестывать коня.