Мятежная кровь (СИ)

Рафаэль пришел в полное недоумение, но Кристоф быстро разъяснил ему причину столь странного поведения. Взрослое и серьезное лицо Каролины, скорее всего, навело Эллен на мысль, что родная сестра имеет огромное влияние над Рафаэлем, и ее сокрушил порыв ревности.

Они от души посмеялись над этим, но юноша с тех пор никогда не заговаривал с Эллен о сестре.

Вскоре они вернулись к своим королевским занятиям, и первое, что сделал Рафаэль, получив возможность высказывать свое мнение, это уговорил Кристофа пожаловать Леннару титул герцога.

Поняв его замыслы, король немедленно согласился. Они подарили верному царедворцу многочисленные земли, роскошные дворцы и, конечно, много золота и других драгоценных металлов.

Леннар всячески благодарил их, только что не сходил с ума от радости, ну и, естественно, едва вступив в права герцога, ринулся в Тринидад, просить руки Луиджи. Мать юного наследника, узнав о новом титуле Леннара и, к тому же, выяснив, что он теперь сказочно богат, некоторое время сомневалась (видимо, для приличия, она ведь столько раз гнала его с самыми нелестными замечаниями), но вскоре дала свое согласие.

Через несколько недель они поженились, и Луиджи поселился в Тамире, вместе со своим мужем. Они много раз являлись в королевскую резиденцию, стремясь излить благодарность Рафаэлю (ведь это была исключительно его щедрость), но юноша, не желая выслушивать бесконечные восхваления, атаковал их вопросами, лишая возможности высказать слова признательности.

Он совершил этот поступок от всего сердца, желая вознаградить Леннара за верность, а Луиджи – за участие. Благодарность не имела для него никакого значения. Его открытое благородное сердце не нуждалось в превозношениях.

Впрочем, не только Леннар всячески старался выразить ему признательность. К великому негодованию Кристофа, в Дагон явился наследник Норигарда, стремясь лично увидеть своего спасителя. Он увидел его и, кажется, упустил из внимания тот факт, что в приемном зале, помимо Рафаэля, присутствовал также и король.

Красота эльфа поразила светловолосого вампира, он так откровенно таращился на него, что Кристоф чудом сдержался и не свернул ему шею. Выразив все свои чувства и извинения,- гораздо пламеннее, чем рассчитывал,- принц удалился, оставив Кристофа сожалеть о том, что он все-таки не прикончил его.

- Как же я ненавижу этого щенка! - заметил он, повернувшись к Рафаэлю.

Тот удивленно взглянул на него:

- Разве он сделал что-то не так?

- Конечно! Он нагло таращился на моего мужа!

- Я уверен, он смотрел так же, как и все.

- Мне виднее, - хмуро сказал Кристоф.

Юноша накрыл ладонью его руку:

- Прости, что я не могу стать видимым лишь для твоих глаз.

- Ты не должен извиняться. Никогда, - король сурово посмотрел на него.

- Перестань. Пусть прошлое останется в прошлом. Мы начинаем заново, как будто ничего не происходило.

- Но ведь происходило…

- Разве это важно? Главное, что мы теперь вместе и можем смотреть друг другу в глаза, не опасаясь увидеть там ненависть или страх.

Кристоф едва заметно кивнул:

- Ты прав. Как всегда.

Он ласково сжал его руку и, видимо, хотел сказать что-то еще, но в этот момент им пришлось отвлечься, так как в зал вошли послы из другого королевства.

Между ними не осталось секретов, остался лишь осадок, мутное прикосновение увядающих страхов, да и тот затаился в преддверии счастливого дня, и уж наверняка растает, когда этот день наступит.

Носить под сердцем экрона гораздо труднее, нежели вампира или эльфа. Такая беременность длится не девять, а одиннадцать месяцев, тревожных и радостных, исполненных неуверенностью и счастьем. Рафаэль отчаянно ждал того дня, когда сможет взять свое чудо на руки.

Кристоф ждал вместе с ним, не менее отчаянно и трепетно, но, по правде говоря, не показывал этого даже своему мужу, из опасения, что муки вины, порожденные прошлым, вырвутся на волю и все испортят.

Время, кажется, замедлилось, скованное тихим счастьем, время единства и понимания, о котором Рафаэль так долго мечтал.

*

Восемь месяцев спустя

В огромном, изукрашенном пурпуром зале толпились многочисленные придворные, стоящие вдоль стен с самыми терпеливыми и хладнокровными лицами. Впереди, возле входа во внутреннюю комнату стоял король Тамира – его напряженная поза ясно свидетельствовала о том, что он взвинчен сверх всяких пределов.

Рядом, в красивом бархатном кресле, сидела принцесса Эллен, испуганная и в то же время решительная. Тут же величественно прохаживалась госпожа Каролина, приехавшая в Тамир всего неделю назад.

Внутренняя комната навязчиво приковывала взгляды всех присутствующих. В эту самую минуту там находился милорд Рафаэль, и с ним – лекарь Демарио, которому предстояло принять роды. Они скрылись уже как девять часов и тридцать семь минут – Кристоф очень внимательно вел отсчет, ежесекундно поглядывая на часы.