Мятежная

Ее лицо заливает краска, и я снова думаю, что Джоанна Рейес прекрасна, несмотря на рану на лице. Даже благодаря шраму. Как Линн, с ее коротко стриженными волосами, или Тобиас, с его памятью о жестокости отца, которую он носит словно броню. Как моя мать в простой серой одежде.

— Не будете ли вы так любезны, — едко усмехается Тори, — доставить одно послание в Товарищество?

— Мне будет неуютно оставить здесь вас и вашу армию, чтобы свершилось ваше так называемое правосудие, — отвечает Джоанна. — Но я обязательно кого-нибудь пошлю вместе себя.

— Чудесно, — заявляет Тори. — Передайте им, что скоро будет сформирована новая политическая система, в которой у них не будет представительства. Мы считаем это достойным наказанием за отказ выбрать какую-либо из сторон в войне. Безусловно, за ними остается обязанность производить пищу и доставлять ее в город, но делать все они будут под наблюдением одной из правящих фракций.

На мгновение мне кажется — Джоанна сейчас кинется на Тори и станет душить ее. Но она выпрямляется, становясь еще выше ростом.

— Все? — спрашивает она.

— Да.

— Прекрасно, — произносит она. — Пойду сделаю что-нибудь полезное. Вы не позволите нам ухаживать за этими ранеными, верно?

Тори мрачно таращится на нее.

— Но помните, — продолжает Джоанна. — Иногда люди, которых вы угнетаете, оказываются сильнее, чем вы предполагали.

Она разворачивается и выходит из вестибюля.

Что-то в ее словах цепляет меня. Я уверена, что она, таким образом, высказала угрозу, пусть и смехотворную, но мысль продолжает крутиться у меня в голове. Что-то здесь не так. Она могла иметь в виду не Товарищество. Другую угнетенную группу.

Оглядываюсь по сторонам. Лихачи, бесфракционники. Я начинаю замечать закономерность.

— Кристина, — шепчу я. — У бесфракционников все оружие.

Она нахмуривается.

Я вспоминаю, как Тереза забрала пистолет у Юрайи, хотя у нее и был свой. Вспоминаю сжатые губы Тобиаса, когда я спросила его насчет вынужденного союза Лихачества и бесфракционников. Он чего-то недоговаривал.

В вестибюле появляется Эвелин. Она шествует с величественным видом, будто королева, которая возвращается на трон. Тобиаса нет рядом с ней. Где он?

Эвелин становится у стола, на котором лежит тело Джанин Мэтьюз. К ней, хромая, бредет Эдвард. Эвелин достает пистолет и стреляет в остатки портрета Джанин.

Воцаряется тишина. Она бросает оружие на стол рядом с трупом.

— Благодарю — изрекает Эвелин. — Уверена, вам интересно узнать, что будет дальше. Сейчас я все вам расскажу.

Тори выпрямляется, сидя на стуле, и наклоняется в сторону Эвелин, будто что-то хочет сказать, но та не обращает на нее внимания.

— Система фракций, долгое время существовавшая ради себя самой на плечах отверженных человеческих существ, будет уничтожена, — произносит Эвелин. — Мы понимаем, такие перемены будут трудны для вас, но…

— Мы? — ошеломленно переспрашивает Тори. — О чем ты говоришь, отверженная?

— Я имею в виду, — отвечает Эвелин, наконец-то посмотрев на Тори, — что ваша фракция, которая пару недель вместе с эрудитами кричала об ограничении поставок пищи и предметов первой необходимости бесфракционникам, фракция, которая помогла уничтожить Альтруизм, — более не существует.

И слегка улыбается.

— Если вы решите поднять против нас оружие, то столкнетесь с тем фактом, что вам нечего взять в руки, — добавляет она.

И бесфракционники дружно поднимают пистолеты. Люди равномерно распределены по периметру зала и по лестницам. Мы окружены.

Так изящно и умно, что я почти смеюсь.

— Я дала приказ части моей армии избавить вашу половину от оружия, когда все задачи будут выполнены, — говорит Эвелин. — Они успешно справились с этим. Сожалею о необходимости вести двойную игру, но мы хорошо знаем, насколько вы привыкли к системе фракций, в том виде, в котором она существовала. Как к родной матери. Мы поможем вам вступить в новую эпоху.

— Поможете? — переспрашивает Тори. Встает и направляется к Эвелин. Та хладнокровно берет со стола пистолет и наставляет на нее дуло.

— Я голодала больше десяти лет не ради того, чтобы сдаться увечной лихачке, — заявляет Эвелин. — Если не хочешь, чтобы я тебя убила, садись обратно к своим бывшим товарищам по фракции.

Все мышцы на руке Эвелин напряжены. Ее глаза не холодные и спокойные, как у Джанин, но такие же оценивающие, расчетливые и целеустремленные. Не понимаю, как такая женщина могла дрогнуть перед лицом Маркуса. Наверное, тогда она была другой. Сейчас это — не человек, а сталь, закаленная в огне.

Тори пару секунд стоит перед Эвелин. Потом возвращается обратно.

— Те, кто помог свергнуть эрудитов, будут вознаграждены, — продолжает Эвелин. — Те же, кто сопротивлялся, предстанут перед судом и понесут наказание в соответствии с совершенными преступлениями.

Последнюю фразу она говорит громче, и я удивляюсь тому, насколько голос заполняет вестибюль.