Мятежная

Она показывает на дверь. Сьюзан и Калеб идут первыми, следом — я, Тобиас и его мать — последние. Мы снова попадаем в лабиринт, заполненный механизмами.

— Я не дура, — тихо говорит она. — Я знаю, ты не хочешь иметь со мной ничего общего, хотя до сих пор и не понимаю, почему…

Тобиас хмыкает.

— Но, — продолжает она, — мое приглашение остается в силе. Мы можем воспользоваться твоей помощью здесь, кроме того, я в курсе, как ты относишься к системе фракций…

— Эвелин, я выбрал Лихачество, — говорит Тобиас.

— Выбор всегда можно сделать заново.

— Что дает тебе основание думать, что мне хочется провести жизнь рядом с тобой? — жестко спрашивает он. Я слышу, что он останавливается, и тоже притормаживаю.

— Я твоя мать, — отвечает она, и ее голос едва не срывается. Она, оказывается, может быть очень уязвима. — А ты — мой сын.

— Ты действительно не понимаешь, — говорит он. — Ты и малейшего представления не имеешь, что ты сделала по отношению ко мне.

Он почти шепчет.

— Я не хочу вступать в твою жалкую шайку бесфракционников. И хочу выбраться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

— Моя жалкая шайка вдвое превосходит в численности лихачей, — отвечает Эвелин. — Тебе бы лучше принять ее всерьез. Наши действия могут определить будущее этого города.

И она перегоняет меня. Ее слова застревают у меня в ушах. Вдвое превосходит в численности лихачей. Когда их стало так много?

Тобиас глядит на меня, насупившись.

— Как давно ты узнал? — спрашиваю я.

— Около года назад, — отвечает он, приваливаясь к стене и закрывая глаза. — Она отправила зашифрованное послание лихачам. Мне. Назначила встречу в депо. Я пришел, поскольку было любопытно. Встретил ее. Живую. Это не стало счастливым воссоединением, как ты уже могла понять.

— Почему же она покинула Альтруизм?

— У нее был роман на стороне, — качая головой, поясняет он. — Ничего странного, с тех пор, как мой отец…

Он снова качает головой.

— Ну, скажем так, Маркус обращался с ней ничуть не лучше, чем со мной.

— И… поэтому ты на нее зол? Потому, что она была неверна ему?

— Нет, — очень жестко отвечает он, открывая глаза. — Нет, я зол не поэтому.

Я подхожу к нему осторожно, как к дикому зверю, аккуратно ставя ноги на бетонный пол.

— А почему?

— Она должна была уйти от моего отца, это я понимаю, — говорит он. — Но почему она не подумала о том, чтобы забрать с собой меня?

Я морщусь.

— Она оставила тебя с ним.

Бросила в худшем из кошмаров. Неудивительно, что Тобиас ее ненавидит.

— Ага, — отвечает он, топая ногой. — Именно так.

Я нащупываю его пальцы, и он сплетает их с моими. Понимаю, что задала достаточно вопросов, и не нарушаю молчания. Он заговаривает первым.

— Похоже, что бесфракционников лучше иметь друзьями, чем врагами, — говорит он.

— Возможно. Но какова будет цена этой дружбы? — отвечаю я.

Он качает головой:

— Не представляю. Но, возможно, у нас нет выбора.

Глава 9

Один из бесфракционников разводит огонь, чтобы мы могли разогреть еду. Те, кто хочет поесть, собираются вокруг большой металлической чаши, в которой и развели огонь. Разогревают банки с едой, а потом их передают по кругу, вместе с ложками и вилками, чтобы каждый мог взять по кусочку. Я стараюсь не думать о том, сколько разной заразы может распространяться таким способом, и опускаю ложку в банку с супом.

Эдвард плюхается на землю рядом и принимает у меня жестянку с супом.

— Значит, вы все из Альтруизма, а? — спрашивает он, вылавливая несколько лапшичек и кусок морковки. Засовывает их в рот и передает банку женщине, сидящей слева.

— Были, — уточняю я. — Тобиас и я перешли, сам понимаешь, и…

Внезапно я понимаю — не стоит упоминать о том, что Калеб перешел в Эрудицию.

— А Калеб и Сьюзан — все еще альтруисты, да.

— И он твой брат. Калеб, — говорит он. — Бросила семью, чтобы уйти в Лихачество?

— Ты говоришь, как настоящий правдолюб, — раздраженно отвечаю я. — Не оставишь свое мнение при себе?

— На самом деле сначала он был эрудитом. А не правдолюбом, — замечает Тереза, наклоняясь к нам.

— Ага, я знаю. Я…

— И я тоже, — перебивает она меня. — Но пришлось уйти.

— Что случилось?

— Умишка не хватило, — отвечает она, беря у Эдварда банку с бобами и засовывая в нее ложку. — Получила недостаточно высокую оценку в тесте интеллекта во время инициации. «Будешь всю жизнь мыть полы в лаборатории, — сказали они. — Или можешь убираться отсюда». Я решила уйти.

Глядя на ложку, она вылизывает ее дочиста. Я беру у нее бобы и передаю Тобиасу, который смотрит на огонь.

— И много тут у вас из Эрудиции? — спрашиваю я.

Тереза качает головой.

— Большинство из Лихачества, на самом деле, — отвечает она, кивая в сторону Эдварда, который кривится, слыша эти слова. — Потом — Эрудиция, Правдолюбие, немного из Товарищества. В Альтруизме инициацию никто не заваливает, так что их очень мало, кроме тех, кто выжил после симуляционной атаки и присоединился к нам как беженцы.

— Почему-то ситуация с лихачами меня не удивляет, — говорю я.

— Ну да. У вас — одна из самых жестких инициаций, и вся эта штука с возрастом.