Мятежная

— Ага, — говорю я. — Мама его бросила, папа бил. Как он может не хранить верность такой чудесной семье?

Я ухожу. Мои руки трясутся. Я сажусь на пол рядом с Калебом. Сьюзан уже на другом конце комнаты, помогает убираться бесфракционнику. Он дает мне банку с арахисовым маслом. Я вспоминаю ряды кустов арахиса в теплицах Товарищества. В нем много жиров и белков, а это важно, особенно — для бесфракционников. Я зачерпываю немного масла пальцем и слизываю.

Следует ли мне рассказать ему то, что только что поведала Эвелин? Я не хочу давать ему повод думать, что Эрудиция — у него в крови. Я не собираюсь помогать ему вернуться к ним.

Пока что я оставлю эти сведения при себе.

— Мне надо с тобой кое о чем поговорить, — предлагает Калеб.

Я киваю, продолжая слизывать арахисовое масло, теперь уже с неба.

— Сьюзан хочет сходить к альтруистам, проведать их, — говорит он. — Я тоже. А еще мне необходимо быть уверенным, что с ней ничего не случится. Но тебе нельзя быть здесь одной.

— Не проблема, — отвечаю я.

— Почему бы тебе не присоединиться к нам? — спрашивает он. — Альтруисты с радостью примут тебя обратно, я уверен.

Я также. В Альтруизме не копят обиды. Но я и так пребываю на краю пропасти отчаяния. Если вернусь в фракцию, к которой принадлежали мои родители, она меня поглотит.

Я качаю головой.

— Мне надо отправиться к правдолюбам и выяснить, что происходит, — заявляю я. — С ума сойду, если не узнаю.

Я с трудом улыбаюсь.

— Но ты иди, конечно. Ты поддержишь Сьюзан. Ей сейчас вроде лучше, но ты ей все равно нужен.

— Хорошо, — соглашается Калеб. — Ну, попытаюсь присоединиться к вам позже. Будь поосторожнее.

— Разве я не всегда такая?

— Нет, думаю, нормальное слово, которое тебе подходит всегда, это «безрассудная».

Он слегка сжимает мне здоровое плечо. Я отправляю в рот следующую порцию арахисового масла.

Из мужской душевой выходит Тобиас. Вместо красной рубашки Товарищества на нем черная футболка, а его короткие волосы блестят от воды. Наши взгляды встречаются, и я понимаю — пора в дорогу.

Район правдолюбов большой, как целый мир. По крайней мере кажется мне таким.

Они живут в большом бетонном здании, рядом с тем, что когда-то было рекой. Вывеска на здании сохранилась не полностью, остались буквы «MERC IS MART». Когда-то это было название «Merchandise Mart» — «Товарный супермаркет», но большинство людей называют его «Merciless Mart»<$FИгра слов. «Merciless Mart» (англ.) — дословно: рынок безжалостности.>, «Супермаркет Безжалостности». Поскольку правдолюбы беспощадны, хоть и честны. Самим им это прозвище, похоже, нравится.

Я не знаю, чего ждать, поскольку никогда здесь не была. Тобиас и я останавливаемся у входа и переглядываемся.

— Вот мы и на месте, — говорит он.

Я не вижу ничего, кроме своего отражения в стеклянных дверях. Я уставшая и грязная. Впервые мне приходит мысль, что мы ничего не должны были делать. Просто спрятаться у бесфракционников, и пусть другие со всем разбираются. Мы были бы никем, но вместе и в безопасности.

Он все еще не рассказал мне о своем ночном разговоре с матерью, и я не думаю, что собирается. Он так стремился попасть к правдолюбам, что я начинаю думать, не планирует ли он что-то втайне от меня.

И я вхожу в здание. Может, я решаю, что если уж мы так влипли, то надо выяснить, в чем дело. Я — дивергент, значит, я не ничтожество, и больше не может быть «безопасных» мест, и у меня есть другие дела в жизни, помимо того, чтобы играть в семью с Тобиасом. Очевидно, он согласится со мной.

Вестибюль просторный, хорошо освещенный, с полом из черного мрамора, тянущимся до самых лифтов. В центре на полу выложено кольцо из белых мраморных плит, внутри которого изображен символ Правдолюбия — наклонные весы, символизирующие то, что истина весит больше лжи. В вестибюле полно лихачей с оружием.

Одна лихачка с рукой на перевязи подходит к нам, держа пистолет перед собой и наставив его на Тобиаса.

— Назовите себя, — говорит девушка. Молодая, но не настолько, чтобы знать Тобиаса.

Следом подбираются остальные. Некоторые глядят на нас с подозрением, но большинство — с любопытством. Но в их глазах вспыхивает нечто еще более странное. Они узнают нас. Наверняка они встречали Тобиаса, но откуда догадались про меня?

— Четыре, — говорит Тобиас. — Трис, — кивает на меня. — Лихачи, оба.

У девушки расширяются глаза, но она не опускает оружие.

— Зачем вы здесь? — спрашивает она. Некоторые из лихачей выходят вперед, но осторожно, будто мы представляем для них опасность.

— А в чем проблема? — спрашивает Тобиас.

— Вы вооружены?

— Конечно, ведь я лихач или кто?

— Стоять, руки за голову, — поспешно говорит она, будто и не надеясь, что мы подчинимся. Я гляжу на Тобиаса. Почему все ведут себя так, будто мы сейчас на них набросимся?

— Мы вошли через главный вход, — медленно говорю я. — Думаете, мы бы это сделали, если бы хотели напасть на вас?