Мятежная

Тобиас выпрямляется, держа мои пальцы, пока предатели-лихачи не подходят к нему и не оттаскивают его. Моя рука безвольно падает на стол. Мне больше не хочется пытаться порвать ремни. Хочется только спать.

— Пока ты здесь… — начинает Джанин, как только Тобиас и его караульные уходят. Поднимает взгляд и буравит одного из ученых-эрудитов водянистыми глазами. — Найдите и приведите сюда. Время пришло.

Снова смотрит на меня.

— Пока ты будешь спать, мы проведем короткое исследование твоего мозга. Безопасное. Но перед этим… я же обещала тебе полную информацию о процедурах. Так что будет честным сказать тебе, кто именно помогал мне.

Она слегка улыбается.

— Кто сказал мне о трех фракциях, склонность к которым у тебя выявилась, объяснил, как лучше всего заманить тебя, вставить в симуляцию твою мать, чтобы сделать процесс эффективнее.

Она смотрит на дверь. Успокоительное действует все сильнее, у меня перед глазами все расплывается. Но сквозь пелену наркотика я вижу его.

Калеба.

Глава 32

Просыпаюсь с головной болью. И опять пытаюсь отключиться. По крайней мере, пока я сплю, то спокойна. Но образ Калеба, стоящего в дверях, снова появляется у меня перед глазами, под аккомпанемент карканья воронов, доносящийся снаружи.

И почему я не удивилась? Откуда Эрик и Джанин догадались про склонность к трем фракциям?

Почему мне не пришло в голову, что в курсе были три человека — Тори, Калеб и Тобиас?

У меня стучит пульс в голове. Никакой логики. Зачем Калебу предавать меня? Интересно, когда это произошло? После симуляции, бегства из Товарищества? Или раньше — когда отец был жив? Калеб сказал нам, что ушел от эрудитов, узнав об их планах. Он лгал?

Наверняка. Я прижимаю ладонь ко лбу. Мой брат поставил фракцию превыше родства. Должна быть причина. Наверное, ему угрожали. Или заставили.

Открывается дверь. Я даже не открываю глаза.

— Сухарь.

Конечно же, Питер.

— Да, — убираю руку с лица. На бок падает прядь. Я смотрю на парня краем глаза. У меня еще никогда в жизни не было таких грязных волос.

Питер ставит рядом с койкой бутылку с водой и сэндвич. Мысль о еде вызывает у меня тошноту.

— Что, смерть мозга? — спрашивает.

— И не надейся.

— Не будь так уверена.

— Ха-ха. Сколько я спала?

— Около суток. Меня послали отвести тебя в душ.

— Если скажешь, как мне он сейчас необходим, глаз тебе выбью, — устало говорю я.

Я приподнимаю голову, и комната начинает кружиться, но я ухитряюсь свесить ноги с койки и встать. Питер и я выходим в коридор. Сворачиваем за угол, к ванной, и я замечаю каких-то людей.

Среди них Тобиас. Я смотрю, но не на него, а в ту точку, где он сможет коснуться моей руки, как в прошлый раз. Меня лихорадит в предвкушении. Я снова дотронусь до него, хоть на мгновение.

Шесть шагов до встречи. Пять.

В четырех шагах Тобиас останавливается. Его тело обмякает, и он падает на пол. Караульные не успевают среагировать.

И тут он резко скручивается, бросается вперед и выхватывает пистолет из кобуры у предателя-лихача, того, что ростом пониже.

Раздается выстрел. Питер бросается вправо, оттаскивая меня, я задеваю головой о стену. Рот лихача-караульного открыт, должно быть, он кричит, но я ничего не слышу.

Тобиас с силой бьет ему ногой в живот. Лихачка внутри меня наслаждается зрелищем. Идеальной техникой и невероятной скоростью удара. Он поворачивается, наставляя пистолет на Питера. Но тот уже отпустил меня.

Тобиас берет меня за левую руку, помогает встать и бежит. Я несусь за ним, спотыкаясь. Каждый удар ноги о пол отдается болью в голове, режущей, но я не останавливаюсь. Смаргиваю слезы. Вперед, говорю я себе, как будто от этого мне будет легче. Тобиас крепко держит меня за руку. Я сворачиваю за угол следом за ним.

— Тобиас, — я еле дышу.

Он останавливается.

— О нет, — вытирает мне щеку пальцами. — Давай. Мне на спину.

Сгибается, и я хватаюсь руками за его шею, уткнувшись лицом между лопаток. Он с легкостью поднимает меня и подхватывает под ногу левой рукой. В правой зажат пистолет.

Он мчится без передышек, несмотря на мой вес. И как он мог жить в Альтруизме, думаю я. Он словно создан быстрым и смертельно точным. Но главное в нем — не выносливость, а сообразительность. Хотя, он достаточно сильный, чтобы так легко нести меня.

В коридорах пока пусто. Скоро сюда прибегут лихачи, со всех сторон, и мы окажемся в ловушке серого лабиринта. Интересно, как Тобиас рассчитывает пробиться.

Я едва поднимаю голову, но вижу, мы только что миновали выход.

— Тобиас, ты пропустил.

— Что? — спрашивает он в перерыве между вдохами.

— Выход.

— Я не пытаюсь сбежать. Нас застрелят, — говорит он. — Я хочу… кое-что найти.

Наверное, я должна была бы мечтать о том, чтобы голова болела не так сильно. Обычно такими нелогичными бывают только мои сны. Но зачем он взял меня с собой? Что он собирается делать?