Мятежник (ЛП)

- Черт, именно, - Траслоу теперь вытянулся по струнке, с руками, неуклюже прижатыми к груди, как если бы изображал положение в гробу своей возлюбленной Эмили.

- Мы с Эмили не были обвенчаны должным образом, - признался он Старбаку. - Она сбежала со мной за год до того, как я стал солдатом. Мне было всего шестнадцать, а ей ни днем больше, но она уже была замужем. Мы поступили неправильно и оба это знали, но вроде как не могли ничего с собой поделать.

В его глазах выступили слезы, и Старбак внезапно почувствовал, что рад узнать, что этот грубый человек когда-то повел себя так же глупо, как и Старбак не так давно.

- Я любил ее, - продолжал Траслоу, - вот в чем правда, хотя пастор Митчелл не повенчал нас, потому что сказал, что мы грешники.

- Уверен, он не имел права вас судить, - серьезно сказал Старбак.

- Думаю, имел. Его работа в том и заключается, чтобы нас судить. Для чего ж еще нужен проповедник, как не учить нас правильно себя вести? Я не жалуюсь, но Господь наказал нас, мистер Старбак. Только один наш ребенок выжил, и она разбила наши сердца, а теперь Эмили умерла, и я остался один. Бог не шутит, мистер Старбак.

Внезапно и совершенно неожиданно Старбак ощутил невероятный прилив сочувствия к этому неуклюжему и твердому человеку с непростым характером, стоящему в неловкой позе возле могилы, которую, должно быть, выкопал своими руками.

Или, может быть, ему помогал Ропер, или один из других беглецов, что жили в этой высокой долине вдали от взоров судей и сборщиков налогов, заразивших своим присутствием низменности. И к тому же в Рождество. Старбак представил, как он, прихрамывая, тащит тело по снегу и бросает его в холодную могилу.

- Мы не были обвенчаны должным образом, и ее не похоронили должным образом, ни один Божий человек не навестил ее, и я хочу, чтобы ты именно это для нее и сделал. Скажешь нужные слова, мистер Старбак. Скажи их для Эмили, потому что если ты произнесешь нужные слова, Господь заберет ее к себе.

- Уверен, так он и сделает, - в этот момент Старбак чувствовал себя на редкость неловко.

- Так скажи их, - теперь в голосе Томаса Траслоу не слышались никакие ноты насилия, лишь ужасная уязвимость.

На маленькой поляне воцарилась тишина. На землю легли длинные вечерние тени. "Боже милостивый, - думал Старбак, - но я же недостоин, совсем недостоин. Господь не услышит меня, грешника, но разве не все мы грешники?"

И правда, конечно, была в том, что Господь уже услышал молитву Томаса Траслоу, так как страдания Траслоу были гораздо красноречивее любой литании, которую могло подсказать Старбаку его образование.

И все же Траслоу нуждался в успокоительном ритуале, в древних, с любовью произнесенных словах, и Старбак крепко сжал книгу, закрыл глаза и поднял лицо к подернутым сумраком цветам, но неожиданно почувствовал себя дураком и самозванцем и никак не мог вспомнить слова. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова.

- Правильно, - сказал Траслоу, - не торопись.

Для начала Старбак попытался вспомнить отрывок из Писания. В горле у него пересохло. Он открыл глаза и неожиданно вспомнил стих.

- Человек, рожденный женою, - начал Старбак, но его голос звучал хрипло и неуверенно, поэтому он начал заново. - Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями [4].

- Аминь, - произнес Томас Траслоу, - да будет так.

- Как цветок, он выходит...

- Так и есть, так и есть, хвала Господу, так и есть.

- И опадает.

- Господь забрал ее, Господь забрал ее, - Траслоу раскачивался взад и вперед с закрытыми глазами, пытаясь собрать всю свою силу.

- Убегает, как тень, и не останавливается.

- Боже, помоги нам, грешникам, - промолвил Траслоу, - Боже, помоги нам.

Старбак внезапно онемел. Он процитировал два первых стиха из четырнадцатой главы книги Иова и неожиданно вспомнил четвертый стих, в котором спрашивалось: "Кто родится чистым от нечистого?" Ответ дался ему с трудом: "Ни один". Конечно же неосвященное семейство Траслоу было нечистым?

- Молитесь, мистер, молитесь, - умолял Траслоу.

- О, Господь Бог, - Старбак подставил закрытые глаза гаснущему свету, - вспомни об Эмили, служившей тебе, о твоей рабе, которую забрали из этого мира к твоей вящей славе.

- Так и есть, так и есть! - Траслоу чуть ли не стенал в подтверждение.

- Вспомни об Эмили Траслоу, - нескладно продолжал Старбак.

- Мэллори, - вмешался Траслоу, - так ее звали, Эмили Марджори Мэллори. Разве мы не должны преклонить колени?

Он стянул с головы свою шляпу и упал на мягкую глинистую землю.

Старбак тоже опустился на колени.

- О, Боже, - снова начал он, он помолчал какое-то мгновение, затем, словно ниоткуда, на него нахлынули слова. Он почувствовал наполнявшее Траслоу горе и в свою очередь попытался переложить это горе на Господа.

Траслоу стонал, слушая молитву, в то время как Старбак поднял лицо к зеленым листьям, словно его слова могли полететь на мощных крыльях за кроны деревьев, за пределы чернеющего неба, за пределы первых слабо мерцающих звезд туда, где правил Господь в своем ужасно задумчивом величии.