Среди заключенных помимо простого люда были и знатные карики, такие как Леланд или его своенравная женушка, решившие отдать свои жизни и имущество на алтарь победы. Йен со смесью удивления и восторга глядел на этих измученных голодом, болезнями, изможденных доходяг, в лохмотьях вместо одежды, с торчавшими ребрами и впалыми щеками, вшивых и смердящих, в основном, состоявших из юнцов и стариков, не пожелавших дальше терпеть гнет легиона. Одним из них сейчас стоило влюбляться и радоваться лучшим годам жизни, другим — мирно дремать в креслах-качалках на верандах своих домов. Но те и другие вынуждены были гибнуть от боевого топора, бегать по лесам на полумертвых меринах или, как сейчас, гнить в тюрьмах ради несбыточных надежд на лучшее будущее для своей земли.
Йену было их откровенно жалко. Первое время он долго спорил с этими упрямым сиу, пытаясь вбить в их ослиные головы, что давно пора сдаться и не мучить себя и других тем, чему никогда не дано было сбыться. Но теперь он понимал, почему сасенары на протяжении стольких лет не могут подавить этот мятеж — оказывается, боевого духа порой было достаточно, чтобы покрыть им нехватку силы и материальных возможностей.
Йену часто приходили посылки. Шарлота Пристон, узнав, что муж ее сестры теперь тоже заперт в камере, организовала целую серию передач из продуктов питания, теплой одежды, средств гигиены, медикаментов и других необходимых в тюрьме вещей. Никто не посмел спорить с супругой второго по значимости человека в столице, поэтому Йен регулярно питался и был неплохо одет. Хотя большую часть присланных ему вещей и продуктов он отдавал тем, кто в этом нуждался намного больше него. Поэтому благодаря узнику-сасенару заключенные сиу могли иметь в день поек куда больше полкуска хлеба и кружки воды.
Мужчина с жалостью наблюдал, как уплетали его сокамерники домашнюю стряпню, откровенно радуясь таким простым вещам, которых были лишены уже много лет.
А еще Йен узнал о том, что сестры-богини пообещали выступить на стороне мятежников, как только легион вступит в войну. Поэтому сейчас сиу пребывали в непоколебимой уверенности в своей победе. Но главным сюрпризом для мужчины стало то, что тем человеком, кто уговорил богинь принять участие в сражении, стала никто иная как его лгунья-жена! Йен даже не интересовался, где все это время пропадала Мэнди. А оказывается, те три месяца, которые ее считали погибшей, девушка провела в подземелье, и теперь новость о "святой кари Аманде", не испугавшейся бросить вызов властелинам духов во имя дела сиу, распространилась со скоростью ветра среди мятежно настроенной половины Глин-Гудвика.
И почему Йен не удивлен? Мужчина был скорее рассержен, что узнал об этом от третьих лиц. И то, что его жена-воительница решилась на такой опасный поступок, лишь сильнее ожесточил его сердце. Она, будучи беременной, отправилась в подземелье, рискуя не только своей жизнью, но еще не рожденного малыша. Это лишь убедило его в вероломстве Аманды, которая ради победы не остановится ни перед чем.
Вечером после прогулки Йен, как всегда, не смог сомкнуть глаз. Мысли о маленьком комочке, что растет где-то далеко отсюда, не зная собственного отца, душили его, не давая спать. Скупая мужская слеза капнула из глаза и скатилась по небритой щеке.
Темное небо украсилось звездами, полная луна заглядывала в узенькое зарешеченное окошко, оставляя на полу клетчатое отражение. Йен прикрыл отяжелевшие веки, радуясь, что наступает легкая дремота.
— Хозяин!
Йен улыбнулся. Вот уже и сон грядет — он слышит знакомые голоса.
— Хозяин!
Мужчина открыл глаза и нахмурился. Нет, это не сон — у него, кажется, начались галлюцинации. Странно, ведь он не так много времени провел в тюрьме.
— Эй, хозяин! Слышите меня? Это я!
Йен нахмурился сильнее и моментально подскочил на месте. Он повернулся к окну и оторопел. За решеткой на высоте больше семи метров сидел черный рогатый зверек и, впившись острыми зубами в металлические прутья, грыз их словно деревянные веточки.
— Бамболтон? — не поверил своим глазам мужчина.
Зверек широко улыбнулся, оскалив слюнявый рот, и снова впился в прутья, со скрежетом превращая их в труху. Звук был такой громкий, что Йен испугался, как бы их ни услышали. Он направился к двери и, наклонившись, прислушался. За стеной раздавался раскатистый храп его стража по имени Хорас. Мужчина облегченно выдохнул.
— Потерпи, хозяин. Сейчас мы тебя вытащим.
Йен удивленно уставился на бамболтона, который за этот короткий срок успел перегрызть решетку.
— Дружок, ты что, научился разговаривать?
— Да это не он с тобой говорит, а я! — раздался обиженный голос с улицы.
Мужчина подбежал к окну и глянул вниз. На узкой не мощеной дорожке напротив тюрьмы стоял Меверек, впряженный в телегу с сеном.
— Эй, приятель, обернись, за тобой увязался прицеп, — пошутил Йен, глядя на любимого коня.
Жеребец рассердился и скорчил мину.
— Нет, вы посмотрите на него — мы пришли его спасать, он еще посмеивается!
— Как ты меня отыскал-то?