Интуитивно поняла, что этого мало. Нужно быть ближе, как это было в замке. Тогда я, не раздумывая, высвободилась и легла рядом с горячим, словно печь, Кейном. Вздрогнула от этого жара, но все же обняла артанца обеими руками, закинула на него ногу (шаровары позволяли) и крепко-крепко прижалась к сильной груди. Кейн был таким большим, что казалось, что это он меня защищает, а не я его, зато теперь сила текла не только через пальцы, она пронизывала наши тела насквозь.
Время тянулось медленно, а может замерло вовсе. Я шептала: «Живи, живи, живи», пока совсем не охрипла и не устала. От страха, напряжения, от магии, которая струилась через меня.
Даже не сразу осознала, что Кейн больше не горит. Потянулась ко лбу и вздрогнула, когда мою ладонь перехватили.
А в следующий миг я встретила пристальный взгляд серых, как грозовое небо, но удивительно ясных глаз.
Я замерла, пойманная в капкан этого взгляда, забыла, как дышать, а Кейн, не отводя глаз, поднес мои пальцы к губам и поцеловал. Легкое прикосновение обожгло сильнее самых откровенных ласк. Я задрожала, хотя и не замерзла.
— В этот раз пробуждение мне нравится гораздо больше, — хрипло признался артанец и скользнул взглядом вниз.
— Я…
Тут же забыла, что хотела сказать, потому что тоже опустила глаза. На наши тесно прижатые друг к другу тела, на мою ногу, по-прежнему покоящуюся на его бедре.
Какой стыд!
Когда спасала Кейна, не подумала, что все это будет выглядеть настолько неприлично. Щеки мгновенно запылали, я поспешно отстранилась. Точнее хотела отстраниться, но ничего не вышло: сильная ладонь легла на мою поясницу, и артанец только теснее прижал меня к себе. Так тесно, словно пытался сплавить наши тела воедино.
Сдавленно охнула, снова встретилась с Кейном глазами, и в этом была моя ошибка. Я хотела объясниться, рассказать, почему лежу рядом, спросить, почему возникают приступы, но под взглядом артанца все мысли перепутались. Он рассматривал мое лицо и поглаживал по спине, а у меня не получалось и двух слов связать. Пока я думала об этих словах, Кейн наклонился и прижался губами к моим губам.
Я вся вспыхнула, по венам побежал огонь, отзываясь в каждом уголке тела, вытесняя остальные желания, кроме одного — закрыть глаза и покориться воле артанца.
Прикосновения Кейна были необычайно легкими, он касался искусанных и от того чувствительных губ, словно пробовал меня на вкус. А когда скользнул языком в глубину рта, в моей груди словно вспыхнула искра, отдаваясь сладкой болью внизу живота. Я не сдержала стона, подалась навстречу, судорожно цепляясь за его плечи артанца и отвечая на поцелуй. Неумело, неловко, но вкладывая в него весь свой пыл.
Кейн словно окаменел, плечи под пальцами напряглись, и я испугалась, что сделала что-то не так. Распахнула глаза и натолкнулась на потемневший взгляд. В нем сверкнул голод, пламя, в котором я сгорала, а в следующее мгновение Кейн толкнул меня на спину, навис надо мной, и короткая вспышка страха растворилась в новом поцелуе.
Нежные дразнящие касания сменились настойчивыми и глубокими. Каждый поцелуй Кейна обжигал кожу, заставлял меня гореть. Каждое прикосновение — выдыхать стоны и желать большего. Желать его, забывая обо всем.
Отдаваясь чувствам целиком, я даже не заметила, что тесемки одежд развязались, словно по волшебству. Вздрогнула только когда прохлада скользнула под задранную тунику, от контраста с поглаживанием сильных ладоней. Сильных и горячих, рисующих пламенные узоры на плечах, груди и животе.
Мгновение — и я лежу полностью обнаженная, раскрытая перед ним. От откровенного взгляда артанца где-то в глубине моего сознания вспыхнул стыд. Не менее обжигающий и не менее острый, чем страсть. Прикрыла глаза, чувствуя, как краска снова приливает к щекам. Потянулась к одежде, но Кейн не позволил, перехватил мои запястья.
— Не нужно, — приказал он, и тут же добавил мягче: — Я хочу видеть тебя.
Лучше бы ничего не говорил, потому что щеки запылали еще сильнее. Крепко зажмурилась, чтобы хоть как-то защититься от его власти надо мной. Вздрогнула, когда губы артанца коснулись чувствительной кожи шеи, а затем скользнули ниже, к груди. Кейн прикусил горошину соска, и я прогнулась в пояснице, желая продлить это острое, но такое приятное чувство. Он же целовал меня всю, обжигая живот, бедра, запястья.
Я таяла, задыхалась от жара этих прикосновений. Волны наслаждения накатывали одна за другой, растворяя остатки стыда и неловкости, все правильно и неправильно. Кейн давно освободил мои руки, и я зарывалась пальцами в его жесткие волосы. До тех пор, пока артанец не поцеловал меня между широко раскрытых бедер.
Сердце дернулось, я попыталась свести ноги, приподнялась на локтях и замотала головой.
— Нет!
Но Кейн держал крепко, и кажется, даже не разозлился. В его глазах я увидела лишь отражение огня, который по-прежнему сжигал меня изнутри. Средоточие которого собиралось там, где я ощутила прикосновение губ и языка артанца.
— Доверься мне, Амелия. — Просьба, больше похожая на приказ.
Мое имя его устами звучало так… непривычно, порочно, желанно.