Одеваться перед ним было еще более стыдно, чем раздеваться. Взгляд князя откровенно скользил по моему телу, пока пунцовая я подрагивающими пальцам пыталась натянуть рубашки. Когда не получилось с третьего раза, Кейн поднялся и одернул край. А затем провел большим пальцем по моим губам, погладил подбородок, заставляя смотреть в глаза. И это было к лучшему, ведь он оставался обнаженным.
— Я не знаю. — Под пристальным взглядом Кейна вряд ли получится соврать, зато я могла открыть часть правды. — Честно, не знаю. Вам известно о моей особенности… После прикосновения к Камню не только волшебный родник стал сильнее, оказалось, что мои способности тоже возросли.
Перевела дыхание и закончила:
— Я узнала об этом, когда вы внезапно уснули. Догадалась, что это не просто так.
Брови Кейна сошлись на переносице:
— Продолжай.
— Это все. Потом я сбежала.
— Не все, — покачал головой артанец. — Почему ты сказала, что хотела меня спасти?
— У вас был приступ. Это происходит от магии разума?..
Глубоко вздохнула и вопросительно посмотрела на Кейна, но его взгляд остался нечитаемым.
— Продолжай.
Это «продолжай» почему-то меня жутко разозлило.
— Не буду продолжать, — сложила руки на груди, — пока не расскажете, что с вами происходит. Это, знаете ли, не самое приятное зрелище.
— Не слишком ли много ты просишь, фрейлина?
— Нет, — я вздернула подбородок. — Так будет честно.
Кейн навис надо мной: казалось, вот-вот сгребет в охапку и… Об остальном додумать не получилось.
— Это цена за мою магию, — признался он. — Чем чаще использую свой дар, тем выше плата.
«Расплата за могущество», — вспомнила я слова Голоса Камня. Еще он говорил о том, что я погибель или спасение артанца. Вспомнила часть видения, где я по собственной воле отдаюсь Кейну...
Нет, об этом лучше не думать!
— Значит, я все сделала правильно, — тихо сказала я. — Решила, что если вы не можете спать из-за магии, а я вас усыпила, то смогу как-то справиться с приступом.
И справилась. Совершенно здоровый Кейн передо мной был тому доказательством.
Мы молчали, и я затаила дыхание в ожидании его ответа.
— Выходит, ты действительно спасла меня, фрейлина? — усмехнулся артанец. — Это заслуживает награды. Чего ты хочешь?
От такого предложения сердце пропустило удар и закружилась голова.
— А что я могу попросить? — недоверчиво поинтересовалась я.
— Все, что угодно.
— Тогда… освободи меня.
Слова вырвались прежде, чем я успела их остановить. Выдохнула и замерла, сама поразившись собственной дерзости. То ли хотела посмотреть, насколько далеко зайдет артанский князь в своем желании оставаться благородным, то ли надеялась… Надеялась на что?
Тишина разлилась такая, что было слышно потрескивание пламени в печи и сбившееся дыхание. Я искала, пыталась рассмотреть ответ на лице артанца, но тщетно. Кейн молчал, глядя мне в глаза, и в моей груди внезапно что-то дрогнуло. Сердце, а может, сама надежда…
— Нет.
Короткое слово ударило больнее клинка. Хрупкая надежда треснула и разлетелась осколками.
— Нет? — эхом выдохнула я, на языке разлилась горечь разочарования. Горечь и ярость на Кейна, на себя. — Ты же сказал: «Все, что угодно».
— Все, кроме этого, — холодно уточнил артанец. Этот холод обжег сильнее пламени, перечеркивая тепло, что возникло между нами. — Ты моя, и я не отпущу тебя, фрейлина.
Глупая Амелия! Какая же ты глупая! Ты знала, знала, что так будет, но все равно поверила. И кому? Артанцу. Своему злейшему врагу.
На глаза навернулись злые слезы, и я поспешила отойти. Куда угодно, только подальше от Кейна Логхарда, раз от его власти мне не сбежать.
— Тогда мне ничего не нужно. — Мой голос предательски дрогнул, и я обхватила себя руками.
Каменный пол неприятно холодил босые ступни, но это были мелочи по сравнению с холодом в груди. На том самом месте, где еще недавно сбивалось от непонятного счастья сердце.
Артанец двинулся за мной, но я выставила руку.
— Оставьте меня в покое, князь, — процедила я. — Вы уже и так получили то, что хотели. Неужели вам этого мало?
Наконец-то Кейн изменился в лице: сверкнул глазами, на скулах заиграли желваки. Его не остановили мои жалкие потуги, он шагнул ко мне, обхватил ладонями мое лицо. Удивительно мягко, но это обожгло сильнее самых грубых ласк. Это было неправильно.
— Ты будешь моей, Амелия. У тебя будет все, что угодно, но ты будешь моей.
Последнее прозвучало как приговор.
А затем меня отпустили, к счастью, потому что его близость заставляла задыхаться. От кома, что стоял в горле, от непролитых слез, которые я не могла себе позволить. От жгучего разочарования.
Я опустилась на постель, свернулась на ней клубочком, лицом к стене.
— Подумай о том, что ты хочешь, — ударило мне в спину, но я даже не вздрогнула. — У тебя есть время.
— Я сказала вам о том, что хочу. Но вы решили иначе.