Мятежное православие

О страх! о ужас! гром! ты дернул за штаны,
Которы подо ртом висят у сатаны.
Ты видиш, он за то свирепствует (и) злится,
Диравой красной нос, халдейска печь, дымится,
Огнем и жупелом исполнены усы,
О как бы хорошо коптить в них колбасы!

Козлята малые родятся з бородами:

Как много почтены они перед попами!
О полза, я одной из сих пустых бород
Недавно удобрял безплодный огород.
Уже и прочие то (го) ж себе желают
И принести плоды обильны обещают.
Чего неможно ждать от толь мохнатых лиц,
Где в тучной бороде премножество площиц (вшей. – А. Б.)?
Сидят и меж собо(й), как люди, разсуждают,
Других с площицами бород не признавают (то есть староверов. – А. Б.)
И проклинают всех, кто молвит про козлов:
Возможно ль быть у них толь много волосов?{151}

Комментарии здесь излишни. Ломоносов в полной мере излил свой гнев на «особо невежественное» духовенство, как охарактеризовал героев этих эпиграмм митрополит Филарет (Гумилевский). Этот просвещенный деятель церкви не усмотрел в «Гимне бороде» ничего предосудительного, из-за чего оно могло поднять «бурю против себя»: «А чего и ждать от тупых голов», – заметил Филарет, аттестовав таким образом членов Святейшего синода{152}. Последние, однако, придерживались другого мнения и, получив в «подарок» от академика очередную эпиграмму (она, как и «Гимн бороде», подшита к синодальному делу), написали жалобу самой императрице, описав в ней свои обиды и злоключения. Вот текст этой жалобы, не публиковавшейся полностью уже более столетия:

«Всепресветлейшей, державнейшей, великой государыне, императрице и самодержице всероссийской, всеподданнейший доклад Синода.

В недавнем времени проявились в народе пашквильные стихи, надписанные “Гимн Бороде”, в которых не довольно того, что тот пашквилянт, под видом якобы на раскольников, крайне скверныя и совести и честности христианской противныя ругательства генерально на всех персон, как прежде имевших, так и ныне имеющих бороды написал, но и Тайну Святого Крещения к зазрительным частям тела человеческого наводя, богопротивно обругал, и чрез название бороды ложных мнений завесою всех Святых Отец учения и предания еретически похулил.

И когда, по случаю бывшаго с профессором Академии Наук Михаилом Ломоносовым свидания и разговора о таковом вовсе непотребном сочинении от Синодальных Членов разсуждаемо было, что оной пашквиль, как из слогу признательно, не от простаго, но от какого-нибудь школьнаго человека, а чают и не от него ли самаго произошел? И что такому сочинителю, ежели в чувство не придет и не раскается, надлежит как казни Божией, так и Церковной клятвы ожидать. То услыша означенной Ломоносов исперва начал оной пашквиль шилиски (издевательски. – А. Б.) защищать, а потом, сверх всякаго чаяния, сам себя тому пашквилному сочинению автором оказал, ибо в глаза перед Синодальными Членами таковыя ругательства и укоризны на всех духовных за бороды их произносил, каковых от добраго и сущаго (действительного. – А. Б.) Христианина надеяться отнюдь не возможно.

И не удовольствуясь тем, еще опосле того вскоре таковой же другой пашквиль в народ издал, в коем, между многими явными уже духовному чину ругательствы, безразумных козлят далеко почтеннейшими, нежели Попов, ставит, а при конце точно их назвавши козлами, упомяненную ему при разсуждении Церковную клятву за едину тщету вменяет.

Из каковых не Христианских, да еще от Профессора Академическаго, пашквилев не иное что, как только противникам Православный Веры и таковым предерзателям к безстрашному кощунству им Святых Тайн и к ругательству духовнаго чину явный повод происходит и впредь, ежели не изменится, происходить может.