Я сижу возле туалетного столика Фелисити и расчесываю волосы щеткой, подсчитывая движения, при каждом взмахе щетки видя перед собой полные боли глаза Картика…
— Шестьдесят четыре, шестьдесят пять, шестьдесят шесть…
— Они с ней носятся, как будто она настоящая принцесса, осчастливившая нас визитом, — ворчит Фелисити.
— Но она очень хорошенькая малышка, — не подумав, заявляет Энн. — Я вот думаю, нужны ли духи? Джемма, а Тому нравятся девушки, которые пользуются дерзкими ароматами?
— Ему нравится запах конюшни, — огрызается Фелисити. — Ты можешь изваляться в навозе, тогда точно завоюешь его любовь.
— Ты слишком сердита сегодня, — недоумевает Энн.
Мне не следовало с ним танцевать. Я не должна была позволять ему целовать меня. Но я хотела, чтобы он меня поцеловал… А потом я его оскорбила.
— Ох, какая же скука! — фыркает Фелисити, направляясь к кровати, заваленной чулками, нижними юбками, шелковым бельем.
Похоже, все содержимое платяных шкафов Фелисити вывалено сюда на всеобщее обозрение. И все равно она никак не может найти что-нибудь подходящее.
— Никуда я не пойду! — заявляет вдруг она.
В раздражении она падает на кушетку, ее халат распахивается, шерстяные чулки сползли до самых лодыжек. Она и думать забыла о том, чтобы держаться с подобающей скромностью.
— Но этот бал дает твоя мать, — напоминаю я. — Ты должна там быть. Шестьдесят семь, шестьдесят восемь…
— Мне нечего надеть!
Я широким жестом обвожу кровать и снова принимаюсь считать.
— А почему ты не хочешь надеть какой-нибудь из тех туалетов, что твоя матушка заказала для тебя в Париже? — спрашивает Энн.
Она держит в руках платье и прикладывает его к себе так и эдак. Потом делает легкий реверанс, как бы благодаря невидимых сопровождающих.
— Они ужасно буржуазные! — огрызается Фелисити.
Энн проводит рукой по водянисто-голубому шелку, по бусинкам, которыми расшита изящная линия выреза.
— А мне вот это очень нравится.
— Вот и надевай его сама.
Энн отдергивает руку, словно обжегшись:
— Да я в него и не влезу.
Фелисити фыркает:
— Влезла бы, если бы не лопала по утрам столько лепешек.
— Да при чем тут это… Просто это было бы оскорблением для платья.
Фелисити вскакивает со вздохом, скорее похожим на стон или рычание.
— Зачем ты это делаешь?
— Делаю что? — не понимает Энн.
— Принижаешь себя при каждой возможности!
— Я просто говорю то, что есть.
— Нет, неправда! Ведь так, Джемма?
— Восемьдесят семь, восемьдесят восемь, восемьдесят девять… — отвечаю я.
— Энн, если ты будешь постоянно твердить, что ты ничего не стоишь, люди могут в конце концов в это поверить!
Энн пожимает плечами и возвращает платье в свалку на кровати.
— Люди верят в то, что они видят.
— Так сделай так, чтобы они видели другое!
— Как?
— Надень это платье. Мы можем слегка выпустить его в боках.
— Сто!
Я поворачиваюсь к подругам.
— Да, но тогда ты сама уже не сможешь его надеть.
Фелисити злобно ухмыляется.
— Вот именно.
— Ты действительно думаешь, что это хорошая мысль? — спрашиваю я.
Платье очень дорогое, оно сшито в Париже по меркам Фелисити.
— Но ведь твоя матушка рассердится? — осторожно говорит Энн.
— Она будет слишком занята гостями, чтобы заметить, что на нас надето. А сейчас ее больше всего интересует, что ей надеть самой и будет ли она выглядеть молодо.
Мне идея кажется неудачной, но Энн снова гладит драгоценный шелк, как будто это котенок, и мне не хочется ее разочаровывать.
Фелисити вскакивает:
— Я позову Франни. При всем ее занудстве она изумительная портниха.
Франни является на зов. Когда Фелисити объясняет ей, что нужно сделать, глаза девушки недоверчиво расширяются.
— А не следует ли сначала спросить миссис Уортингтон, мисс?
— Нет, Франни. Это будет сюрприз для моей матушки. Она будет просто счастлива увидеть мисс Брэдшоу такой нарядной.
— Хорошо, мисс.
Франни снимает мерку с Энн.
— Это будет трудно, мисс. Не могу сказать, достаточный ли там запас в швах.
Энн краснеет.
— Ох, не стоит так суетиться! Я надену то платье, в котором была в опере.
— Франни, — говорит Фелисити, заставляя имя служанки звучать истинной музыкой, — ты ведь очень искусная портниха. Я уверена, что если кто-то и может это сделать, так только ты.
— Но если я переделаю платье, мисс, я уже не смогу вернуть ему прежний вид, — напоминает Франни.
— Предоставь это мне, — отмахивается Фелисити, выпроваживая Франни с платьем за дверь. — Ну а теперь посмотрим, сумеем ли мы сделать тебе талию, — говорит Фелисити.
Энн упирается в стену обеими руками. Она хочет повернуть голову и что-то сказать мне, но Фелисити резко толкает ее.
— Не вертись!
— Но вы же не затянете меня слишком сильно?
— Затянем, — решительно заявляю я. — Стой спокойно.
Я с силой тяну за шнурки корсета, стараясь сделать талию Энн как можно тоньше.
— Ох, боже! — задыхается она.
— Еще! — командует Фелисити.
Я тяну еще сильнее, и Энн выпрямляется, едва дыша, у нее даже слезы на глазах выступают.
— Слишком туго! — хрипит она.
— Ты хочешь надеть это платье? — язвительно интересуется Фелисити.
— Да… но я не хочу умирать из-за него!
— Ладно, нам не нужно, чтобы ты свалилась на нас без сознания.