— Вы действительно должны увидеть нашего дорогого Джорджа; его портрет написал прославленный художник Котсволд.
Я не понимаю, что здесь только что произошло, но вижу, что Саймон растерян.
— Сюда, прошу вас…
Леди Денби ведет нас в просторную комнату, в которой главное место занимает картина, огромная, как двустворчатая дверь. Это отвратительно усложненное изображение мужчины с бочкообразной грудью, сидящего верхом на коне. На мужчине красная куртка, и выглядит он так, как и положено джентльмену, собравшемуся на охоту. У ног коня — две охотничьи собаки.
Саймон кивает в сторону портрета:
— Мисс Дойл, позвольте представить вам моего деда Корнелиуса-Джорджа-Базиля Миддлтона, виконта Денби.
Бабушка разыгрывает целый спектакль, изучая портрет, хотя все, что ей известно об искусстве, уместится в наперстке. И тем не менее леди Денби переполняется гордостью. Чтобы отчасти скрыть свои чувства, она подходит к камину и переставляет безделушки на полке над ним, заставляя застыть на месте горничную, которая чистит решетку и вся перемазана сажей.
— Какая прекрасная живопись, — дипломатично говорю я.
Саймон вскидывает брови.
— Если под «прекрасной живописью» вы подразумеваете нечто глупое, избыточное и гротескное, тогда я полностью с вами согласен.
Я с трудом сдерживаю смех.
— Собаки изображены замечательно, сразу понятно, какой они породы.
Саймон стоит рядом со мной, и я снова ощущаю то странное течение энергии… Он склоняет голову набок, как бы обдумывая мое замечание.
— Да. Пожалуй, я даже готов признать родней именно их.
У него такие голубые глаза. И такая теплая улыбка. Мы стоим всего в нескольких дюймах друг от друга. Краем глаза я вижу, как бабушка и остальные оглядывают библиотеку.
— Сколько из этих книг вы прочли? — спрашиваю я, направляясь к стеллажам и делая вид, что мне это очень интересно.
— Не так много, — отвечает Саймон. — У меня слишком много других занятий. Они отнимают большую часть моего времени. Я ведь обязан заниматься делами семьи Денби, особняком и прочим.
— Да, конечно, — киваю я, продолжая не спеша продвигаться между книжными полками.
— А кстати, вы случайно не приглашены на бал к адмиралу и леди Уортингтон?
— Приглашена, — отвечаю я, подходя к окну.
— Я тоже там буду.
Он догоняет меня. И мы снова стоим рядом, бок о бок.
— Ох, — говорю я, — это очень мило!
— Возможно, вы оставите для меня танец? — застенчиво спрашивает Саймон.
— Да, — отвечаю я, улыбаясь. — Возможно, оставлю.
— Я вижу, вы сегодня не надели свое ожерелье.
Моя рука взлетает к обнаженной шее.
— Вы заметили мое украшение?
Видя, что его мать занята разговором с гостями и не обращает на нас внимания, Саймон шепчет мне почти в самое ухо:
— Я заметил вашу шейку. А на ней случайно было ожерелье. Оно весьма необычное.
— Оно принадлежало моей матери, — поясняю я, слегка краснея от такого дерзкого комплимента. — А ей ожерелье подарила какая-то деревенская женщина в Индии. Это нечто вроде защитного амулета. Вот только, боюсь, матушке он не помог.
— Может быть, он вовсе и не для защиты? — предполагает Саймон.
Об этом я никогда не думала.
— Но тогда для чего? Просто вообразить не могу.
— Какой ваш любимый цвет? — спрашивает Саймон.
— Пурпурный, — отвечаю я. — А почему вы спросили?
— Да просто так, — улыбается он. — Мне хочется пригласить в свой клуб вашего брата. Он хороший парень.
Ха!
— Уверена, он будет весьма этому рад.
Да Том проскочил бы сквозь огненный обруч ради того, чтобы попасть в клуб Саймона. Потому что это лучший клуб в Лондоне.
Саймон пристально смотрит на меня.
— Вы не похожи на других молодых леди, с которыми меня знакомит моя мать.
— Вот как? — с содроганием произношу я; мне ужасно хочется узнать, насколько я от них отличаюсь.
— В вас ощущается некая отвага, склонность к приключениям. У меня такое чувство, будто вы храните множество тайн, которые мне хотелось бы узнать.
Леди Денби наконец замечает, что мы стоим у окна чересчур близко друг к другу. Я тут же делаю вид, что внимательно рассматриваю переплетенный в кожу экземпляр «Моби Дика», который лежит на столике рядом с окном. Переплет потрескивает, когда я открываю книгу, как будто ее до сих пор ни разу не открывали.
— Возможно, на самом деле вам совсем не захотелось бы их узнать, — говорю я.
— Откуда вам знать? — возражает Саймон, переставляя с места на место фарфоровую группу из двух купидонов. — Испытайте меня.
Что я могу сказать? Что я страдаю от тех же галлюцинаций, что и бедняжка Нелл Хокинс, вот только это никакие не галлюцинации? Что я боюсь, что и сама в шаге от безумия? Да, было бы замечательно рассказать обо всем Саймону и услышать от него: «Ну, до сих пор-то ничего слишком ужасного не случилось? Ты не сумасшедшая. Я верю тебе. Я с тобой».
Но я не пользуюсь случаем.
— У меня есть третий глаз, — весело говорю я. — И я — потомок жителей Атлантиды. И то, как я веду себя за столом, не имеет никаких оправданий.
Саймон серьезно кивает.
— Я и подозревал что-то в этом роде. Именно поэтому мы намерены попросить вас впредь всегда ужинать в конюшне, в качестве меры предосторожности. Вы ведь не станете возражать?
— Ничуть.