Мятежные ангелы

Я закрываю книгу и отворачиваюсь.

— А какие ужасные тайны скрываете вы, мистер Миддлтон?

— Кроме азартных игр, пьянства и воровства?

Я стою к нему спиной, и он подходит на шаг ближе.

— Вы действительно хотите знать?

У меня подпрыгивает сердце.

— Да, — отвечаю я, наконец поворачиваясь к нему лицом. — Всю правду.

Саймон смотрит мне прямо в глаза.

— Я чудовищно глуп.

— Это не так, — возражаю я, снова отходя от него и рассматривая огромные стеллажи с книгами.

— Боюсь, это так. Я еще должен найти подходящую жену с приличным приданым и продолжить род. Этого от меня ожидают. Мои собственные желания при этом в расчет не принимаются. Но я, пожалуй, позволяю себе лишнее. Вам незачем знать о моих неприятностях.

— Нет, это не так. Я с удовольствием вас слушаю, — отвечаю я с необычайной для меня сдержанностью.

— Не вернуться ли нам в гостиную? — спрашивает леди Денби.

Горничная, вздохнув, возвращается к своей работе, когда дамы направляются к двери. Мы с Саймоном медленно идем за ними.

— Вы потеряли цветок, мисс Дойл…

Роза, приколотая к моим волосам, соскользнула на шею. Я тянусь к ней, и то же самое делает Саймон. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я отдергиваю руку.

— Спасибо, — говорю я, разволновавшись.

— Вы позволите?..

С предельной осторожностью Саймон закладывает цветок мне за ухо. Надо остановить его, чтобы он не принял меня за слишком податливую особу. Но я не знаю, что сказать. Я вспоминаю, что Саймону девятнадцать, он на три года старше меня. И знает вещи, неизвестные мне.

В окно что-то ударяет, потом еще раз, сильнее, и я подпрыгиваю от неожиданности.

— Кто это швыряется камнями? — возмущенно восклицает Саймон и всматривается в сумерки.

Потом он открывает окно. В библиотеку врывается холодный воздух, и я покрываюсь гусиной кожей. За окном никого не видно.

— Я должна присоединиться к дамам. Бабушка будет беспокоиться обо мне.

Поспешно выбегая из библиотеки, я чуть не налетаю на горничную, которая продолжает чистить каминную решетку, не поднимая глаз.

Когда мы наконец прощаемся с хозяевами, время перевалило далеко за полночь, и вокруг царит ночь, полная звезд и надежд. Прошедший вечер был наполнен множеством слишком разных вещей. Было хорошее — Саймон. Его семья. Теплота, с которой они меня приняли. Прекрасное состояние отца. Потом еще — грустная перспектива встречи с Нелл Хокинс в госпитале в Бетлеме; возможно, в ее руках ключ к поискам Храма и Цирцеи… И было нечто весьма странное — камни, ударившие в оконное стекло.

Картик, ожидающий нас у кареты, выглядит возбужденным.

— Хорошо провели вечер, мисс?

— Да, вечер был приятным, благодарю вас.

— Я заметил, — бормочет он, помогая мне сесть в карету и с излишней резкостью трогая коней с места.

Что это с ним?

Когда мои родные улеглись в постели, я накидываю пальто и бегу через холодный двор к конюшням. Картик сидит там, читая вслух «Одиссею» и прихлебывая горячий чай. Но он не один. Рядом с ним пристроилась Эмили, она внимательно его слушает.

— Добрый вечер, — говорю я.

— Добрый вечер, — откликается Картик и встает.

Эмили перепугана.

— Ох, мисс, я просто… просто…

— Эмили, мне нужно обсудить с мистером Картиком кое-какие дела, прямо сейчас, если ты ничего не имеешь против.

Эмили стрелой вылетает из конюшни.

— Что ты имел в виду сегодня вечером?

— Я просто спросил, хорошо ли ты провела вечер. С мистером Муддлетоном.

— Миддлтоном, — поправляю я его. — Он джентльмен, тебе это известно.

— А выглядит как какой-нибудь хлыщ.

— Буду благодарна, если ты не станешь его оскорблять. Ты ничего о нем не знаешь.

— Мне не нравится, как он на тебя смотрит. Как будто ты — какое-нибудь сочное яблочко.

— Он ничего подобного не делает. Погоди… а откуда ты знаешь, как он на меня смотрел? Ты что, шпионил за мной?

Раздосадованный Картик утыкает нос в книгу.

— Но он действительно смотрел на тебя именно так. В библиотеке.

— Так это ты бросал камни в окно!

Картик подскакивает на месте, уронив «Одиссею».

— Ты позволила ему дотронуться до твоих волос!

Это правда. И мне не следовало этого делать, если я хочу выглядеть настоящей леди. Я смущена, однако не намерена спускать Картику его дерзость.

— У меня есть что сказать тебе, важное, если только ты готов перестать жалеть себя и прислушаться.

Картик фыркает.

— Я вовсе не жалею себя.

— В таком случае спокойной ночи.

— Погоди!

Картик шагает ко мне. Я нервно сглатываю. Это некрасиво, но так уж получилось.

— Извини. Обещаю, впредь постараюсь вести себя как можно лучше.

Он театрально опускается на колени и склоняет голову; подняв с земли соломинку, он кладет ее себе на шею.

— Умоляю вас, мисс Дойл! Расскажите мне все, или мне придется покончить с собой с помощью вот этого ужасного оружия!

— Ох, да встань же ты! — говорю я, невольно смеясь. — У Тома в Бедламе есть пациентка. Нелл Хокинс. Том говорит, что она страдает галлюцинациями.

— Иначе она и не попала бы в Бедлам.

Картик самодовольно усмехается. Но я не отвечаю на его усмешку, и он с раскаянием произносит:

— Извини. Продолжай, пожалуйста.