Мятежный дом

Гимнасиум представлял собой длинный зал с галереей, где вдоль стен стояли разнообразные тренажерные аппараты, а посередине шла фехтовальная дорожка. То, что происходило на этой дорожке, на миг заставило Бет замереть от восторга.

И Рихард, и Керет, обнаженные до пояса, были совершенством каждый в своем роде. Полураздетого дядюшку Бет уже видела, полураздетого Керета еще нет, и сейчас, если бы ей предложили роль Париса, она бы съела яблоко, чтобы не делать выбора. Прекрасны были оба.

Но если включить в шкалу и фехтовальное мастерство, решила она, то яблочко, несомненно, было бы дядюшкино. Керета явно учили лучшие флордсманы Картаго – и школа была видна. Рихард же двигался так естественно, словно свог был… нет, даже не частью его тела. На этой стадии мастерства находился Керет, Рихард же вместе с клинком сам бы продолжением чего-то большего, чего-то превыше мастерства, чего-то… почти божественного. Он очевидно поддавался Керету, но без всяких признаков лести: просто если бы он, отвечая на выпады юноши, доводил каждую контратаку до конца, этот поединок продлился бы секунда полторы, не более. Керет прекрасно знал, что Рихарду он не соперник – и был явно доволен ролью партнера.

Бет облокотилась о перила и замерла так, любуясь великолепием этого танца. Она могла бы смотреть на это часами, забыв о своем деле – но Керет уже явно начал выбиваться из сил, и дядя воспользовался ее появлением как предлогом закончить схватку.

– Ты вовремя, – дядя поднялся на галерею и поцеловал Бет в щеку. – Ночью я улечу.

– Куда? – изумилась Бет – Зачем?

– Тайсёгун – прежде всего военачальник, – напомнил Керет, поцеловав невесту в другую щеку. – Его ждет Крыло. Перед отлетом сеу Шнайдер зашел ко мне, обсудить кое-какие дела, и застал меня в гимнасиуме. Он подарил мне замечательный поединок.

– Не такой уж и замечательный, – пожал плечам Рихард, в то время как подошедшие гемы растирали обоих бойцов влажными полотенцами, от которых исходили тепло и аромат. – Мое мастерство несколько подзаржавело, государь.

– Даже если так – вы все равно даете мне сто очков форы, – улыбнулся Керет. – Эльза, подожди нас в лазурной гостиной, мы сейчас переоденемся.

В лазурной гостиной им подали легкое вино и натуральные фрукты.

– Ты была в Храме? – как бы невзначай поинтересовался Рихард.

– Да, – и, предупреждая следующий вопрос, Бет добавила: – с Аэшей Ли. Мы говорили об отце.

– Он был великий человек, – Керет склонил голову.

– Да, – согласилась Бет. – Даже более великий, чем я себе представляла. Но сегодня я была не только в Храме. Я была еще и в магистрате.

– Вот как, – прохладно отозвался Рихард. – И что же?

– Они бессовестно тянут время. А гемы продолжают каждый день погибать от жестокого обращения!

– По вине этологического диверсанта, имя которого тебе известно, – хмыкнул Рихард.

– По вине всяких уродов, которым все равно, что кошку замучить, что человека! – Бет привстала в своем кресле.

– Пусть так – но этими уродами движет страх перед возможным восстанием рабов, – бесстрастно ответил Рихард. – Древний, как жизнь, страх за свою шкуру. И этот страх вселил в них Апостол Крыс.

– Кто бы ни был в этом виновен, – в голосе Керета прозвучали уже знакомые Бет жесткие нотки, – мы не повернем время вспять. От жестокого обращения следует защищать даже жвотных. Пожалуй, я дам Роксане Кордо высочайшее разрешение на организацию приюта. Нет, – юный монарх поднял брови. – Я издам высочайший указ о создании таких приютов на каждом из четырех континентов и назначу леди Роксану исполнительницей этого повеления. С соответственными полномочиями. Как вы хотели назвать свое заведение, Эльза?

– Са… Салим, – Бет осознала вдруг, что вторую часть ответа Тейярре выслушала с открытым ртом.

– Салим… прекрасное слово, – голос Керета сделался опять привычно мягким. – Оно означает «мир».

* * *

Это могло показаться странным и даже смешным, но Констанс не помнила, какого именно числа и в какой день недели Монтег принес весть о том, что Дик жив. Это было настолько потрясающим известием, что этот день так и стал для нее «днем, когда я узнала». Время плена раскололось на «до» и «после»

«До» тянулись беспросветные дни, неотличимые один от другого. Констанс потому и потеряла счет времени, что не происходило ничего. Она учила Джека читать, писать, пользоваться сантором и инфосетью в тех ничтожных пределах, в каких ей позволял допуск. Когда прошли шторма начала осени и установилось спокойное время предзимья – гуляла с братом и сыном по дамбе, наблюдая, как гемы засевают чеки спорами гаса и запускают туда детву угрей и капп. При маноре была небольшая фабрика, где высушенные гаса трепали автоматы, отделяя волокна стеблей от сухих листьев. То, что оставалось после превращения стеблей в массу бурого, пригодного к прядению волокна, смешивалось с разного рода органикой и прессовалось в брикеты для использования в городских и станционных гидропонных системах. Безотходное производство.