Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре

Любопытна в этом смысле история старейшего в Петербурге пивоваренного завода «Степан Разин». Его история начинается с именного указа Петра I от 11 марта 1719 года

«О постройке в Петербурге пивоварни по голландскому манеру архитектором Фонармусом» для «варения пива во флот». Видимо, речь шла о пивоварне на Выборгской стороне, хотя известно о пивоварнях того времени и в других районах города — на Охте, на территории Адмиралтейства. Приобрести пиво можно было и за Старо-Калинкиным мостом, в деревне Кальюла, или Калинкиной, где, по свидетельству современников, процветало частное пивоварение. Постепенно мелкие производства поглощались более крупными, которые, в свою очередь, объединялись в акционерные общества и товарищества. В 1861 году на базе нескольких пивоваренных заводов образовалось «Калинкинское пивоваренное и медоваренное товарищество», фактическим владельцем которого стал потомственный почётный гражданин Петербурга Вильям Клемент Казалет. В начале XX века заводу принадлежали 43 пивные лавки в Петербурге и около 300 — в других городах России. Фирма процветала. Однако всё изменилось с началом Первой мировой войны.

Первый удар по петербургскому пивоварению нанёс так называемый «сухой закон», введённый царским правительством в 1914 году. Количество выпускаемого пива ограничили, его крепость регулировалась различными инструкциями и распоряжениями. Часть производства вообще закрыли, а в 1918 году пивомедоварение вообще прекратилось. Завод перешёл на выпуск дрожжей и крахмала. Только в 1922 году по инициативе Л. Д. Троцкого производство пива возобновляется. Тогда же, решением так называемого Большого президиума Петрогубисполкома к 5-й годовщине революции, Калинкинский завод переименовали в Петроградский пивоваренный завод «Степан Разин».

Однако, если верить фольклору, это произошло гораздо раньше. Согласно легенде, это случилось совершенно неожиданно для всех, в перерыве между заседаниями 3-го всероссийского съезда советов рабочих и солдатских депутатов, который проходил в 1918 году в Таврическом дворце. Рабочие Калинкинского завода выставили для делегатов съезда бесплатное угощение. Дорвавшись до любимого напитка революционного пролетариата, делегаты затянули перерыв допоздна. Они пьяно стучали кружками о мраморные подоконники, смачно сдували пену на яркие дубовые паркеты и прокуренными голосами горланили песню любимого героя революционной толпы Стеньки Разина «Из-за острова на стрежень…». После этого нехотя вернулись в зал заседаний и сразу проголосовали за присвоение Калинкинскому пивоваренному заводу имени легендарного Стеньки Разина.

Напомним в связи с этим старинную русскую легенду, согласно которой Степан Разин не умер, а «заключён внутри горы» и ждёт знака, когда вновь появится возможность «судить русскую землю».

Но вернёмся в октябрь 1917 года. Поверить в благополучный исход большевистской авантюры даже в то время было не просто. «Почему победила Октябрьская революция в Петрограде?» — «Потому что штаб революции разместился в институте благородных девиц». — `?!?!` — «Если бы они были менее благородны, то революционные матросы взяли бы штурмом не Зимний, а Смольный».

Новые герои новой России шатались по улицам Петрограда и горланили частушки:

Дайте ножик, дайте вилку,
Я зарежу Учредилку.

И не только пели. 19 января 1918 года в Мариинской больнице несколько революционных матросов на глазах у всех убили двух министров Временного правительства. Убийц арестовали и отправили в Петропавловскую крепость. Как рассказывали в Петрограде, их вышел встречать сам комендант крепости большевик Павлов. «Вам место во дворце, а не в крепости», — будто бы приветствовал он их. Зинаида Гиппиус пророчески записывает в своих «чёрных тетрадях»: «Ну, вот и увидим их в Таврическом». Многие из них очень скоро войдут в советы рабочих и солдатских депутатов.

Хуже всех, пожалуй, приходилось тем, кто не пил. Их терзали сомнения. Если верить фольклору, на следующий день после свершившегося переворота один молодой художник заглянул в Зимний дворец, где наткнулся на комиссара народного просвещения А. В. Луначарского, который ограничился несколькими словами, которые, по-видимому, явились итогом долгих раздумий: «Большевикам здесь сидеть не больше двух недель, потом их повесят вот на этих балконах».