В августе эскадра английских кораблей атаковала торговый конвой, но атака была отбита. В том же месяце флотилия под командованием графа Сэндвича задержалась у берегов графства Саффолк в результате плохо налаженного снабжения продовольствием, а затем провела следующие несколько недель, выслеживая голландские корабли в условиях шторма и дождя. Несколько кораблей захватили, но, когда трофеи распределили между адмиралами, в адрес Сэндвича посыпались обвинения в обмане и воровстве. Ему так никогда и не удалось доказать ложность обвинений, да и весь военный флот, казалось, погряз в коррупции. Графа сняли с должности и отправили в качестве посла в Испанию. Позже, в том же году, когда английские корабли стояли на ремонте, несколько голландских судов вошли в устье Темзы и заблокировали его. Блокаду сняли только тогда, когда болезни и нехватка продовольствия заставили голландцев вернуться домой. Эта блокада отразилась на величине налогов и нестабильности торговли, которые уже затронули коммерсантов. Внешняя торговля серьезно сократилась вследствие войны в открытых морях, торговля на Балтике упала практически до нуля. Производство шерсти, главного продукта английского экспорта, тоже снизилось. Война, начатая ради торговли, превратилась в войну, губительную для торговли.
Однако на улицах Лондона объявилась куда более страшная опасность. В дневниковой записи от 7 июня 1665 года Сэмюэл Пипс описал «самый рискованный день в [его] жизни»: «Сегодня, совсем того не желая, я увидел на Друри-Лейн два или три дома, отмеченные красным крестом на дверях и надписью “Господи, помилуй нас” – знак весьма печальный. Мне впервые в своей жизни довелось видеть такое, насколько помню. Я сразу стал думать, а не болен ли я и как я пахну, поэтому пришлось купить табаку, чтобы нюхать и жевать. Это избавило от опасений».
В Лондон вернулась чума. Инфицированные дома закрыли, жертвы зачастую оставались внутри, и на дверях рисовали красный крест высотой в 0,3 метра. Пипс купил табак в качестве терапевтической меры предосторожности.
Наступило время риска и жуткого страха. Первыми признаками болезни были «пятна» на коже, через три-четыре дня на теле появлялись «бубоны», или карбункулы, и, если они не нагнаивались, смерть становилась неизбежной. Многих больных привязывали к постели, когда они начинали бесноваться.
«Чумные подводы» ездили по улицам и переулкам с грудой трупов, чтобы выгрузить их в одну из многих ям, выкопанных для этой цели. Сообщалось, что еще живые страдальцы сами бросались в эту кучу мертвых. Некоторые лежали на улице, мертвые и умирающие. Другие, стеная, уходили в поля, окружавшие Лондон. Кто-то запирался дома, а те, кто рисковал выйти на улицу, со страхом смотрели друг на друга: «Еще не умер?» – «До сих пор жив?» Одни отчаянно пели, танцевали и пьянствовали в разнообразных сборищах. Другие, напротив, впадали от отчаяния в ступор. Ходили слухи, что повсюду бродят демоны в человеческом обличье (их называли «пустыми людьми») и все, кого они встретят, скоро умрут.
По улицам шатались предсказатели и фанатики, выкрикивая свои угрозы и предостережения. Один из них ходил голым с кастрюлей горящих углей на голове и призывал на грешный город кару Господню. В обжигающе жаркие июль и август чума еще сильнее распространилась. Главные дороги Лондона заросли травой. В сентябре трое суток поддерживали горение костров из угля, по одному на каждые двенадцать домов. Однако это не принесло результата. Каждую неделю списки погибших пополнялись на 10 000 человек. Казалось, вскоре в городе никого не останется. Но в начале декабря эпидемия отступила, и новый год ознаменовался возвращением многих лондонских семей, которые в панике покинули город. По разным подсчетам, умерло около 100 000 горожан.
Новый, 1666 год сулил несчастья. Это число давно считали угрожающим, возвещающим о пришествии Антихриста; для некоторых оно означало пламя Апокалипсиса. В своей латинской форме MDCLXVI число уникально, поскольку включает по одному разу каждую римскую цифру в обратной последовательности. Солнечное затмение в начале июля того года убедило многих, что приближается конец света.
Прогнозы нигде не предвещали ничего хорошего. Король Франции подписал договор с голландцами и в начале года объявил войну Англии. На самом деле он не помогал своему новому союзнику, но французское вмешательство усилило тревогу общества по поводу ведения военных действий. Денег не было, и государственный казначей, 4-й граф Саутгемптон, спросил Сэмюэла Пипса, служащего Военно-морского ведомства: «Что вы хотите, чтобы я сделал? Я за свою жизнь отдал все, что мог. Почему бы народу не дать взаймы свои деньги? Почему бы им не поверить королю, как когда-то Оливеру?» Упоминание об успехе Кромвеля любопытно. Страна не получила пользы, не приобрела существенных выгод от безрезультатных и бесславных сражений с голландцами.