— Пойдем, — печально вздохнула тетка и, подхватив Алю под локоток, помогла ей подняться с кровати — сама Алечка встать была не в состоянии.
Зинаида достала из шкафа палантин, накинула его Алевтине на голову и улыбнулась.
— Теть, я что-то боюсь, — прошептала Алечка.
— Не волнуйся, детка, делай все, как я, и у тебя все получится, — подбодрила племянницу Зинаида, и они вместе вышли на улицу.
У ворот кладбища стояло несколько дорогих иномарок, толпился народ, женщины тихо переговаривались, мужики молча и напряженно курили. Рядом с автобусом кучковался оркестр и болталась парочка фотокорреспондентов. Вдова в роскошном длинном платье и черных очках от «Гуччи» стояла поодаль от всех и нервно сгрызала с ногтей остатки французского маникюра. Тетушка прямиком направилась к ней, громко всхлипывая, повисла у той на шее и что-то шепнула ей на ухо. Вдова оживилась, выплюнула откушенный ноготь на асфальт, развернулась ко всем лицом и торжественно представила толпе Зинаиду и Алевтину, как своих близких родственниц. Аля тоже подлетела к вдовушке и смачно поцеловала ее в напудренную щеку. Женщина трагически вздохнула, брезгливо обняла Алю и, сотворив на лице фальшивую скорбь, дала указание могильщикам — начинать. Алечка приняла указание на свой счет и громко и пискляво завыла на всю округу. Люди притихли и удивленно уставились на нее.
— Погоди ты, рано еще, — шепотом одернула ее тетушка, и Алечка смущенно затихла.
Гроб установили на каталку и медленно покатили к могиле. Ожил оркестр, заиграла труба, взвыли фанфары. Защелкали вспышки фотоаппаратов. За гробом потянулась вереница людей во главе с безутешной вдовой, которая манерно прикладывала кружевной платочек к темным очкам. Тетушка быстро пристроилась рядом с ней и, качая головой и громко всхлипывая, взяла ее под локоток.
Аля немного замешкалась, отстала от Зинаиды и оказалась одна среди вереницы провожающих. Тетушка оказалась абсолютно права. Аля огляделась — вокруг были сытые, лоснящиеся от жира морды, и — полное равнодушие. Но деньги-то отрабатывать надо! Только как? И когда? Когда пора начинать плакать? Алечка глубоко задумалась. Тетушка наставляла ее делать все так же, как и она, но пока Зинаида только горько вздыхала и всхлипывала. Значит, нужно вздыхать и всхлипывать, решила Аля, сосредоточилась и… всхлипа не получилось: из ее груди вырвался громкий воющий звук, похожий на сигнал сирены «скорой помощи». Мужик, который шел рядом с Алей, вздрогнул и резко отскочил в сторону. Несколько человек обернулись и посмотрели на девушку уже не с удивлением, а с ужасом.
— Горе-то какое, прямо беда, — пискнула Алечка, понемногу вживаясь в роль, и скривила лицо, чтобы «вышибить» из себя слезу — но слеза не «вышибалась».
Процессия остановилась, провожающие образовали вокруг гроба плотный полукруг, сняли крышку. Наступил момент последнего прощания.
— Друзья! — громко сказал полный лысый мужчина с траурной повязкой на руке. У гроба тихо запричитала тетушка, Алечка, пробираясь сквозь толпу, заспешила ей на помощь. — Друзья! Как это ни прискорбно, но сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь нашего товарища! Человека, так сказать, э… — Тетушка запричитала громче. — Мужик прервался, посмотрел на Зинаиду с осуждением: мол, чего с мысли сбиваешь, и продолжил: — Товарищи! Мы собрались здесь, сегодня, в этот скорбный миг, чтобы проводить в последний путь… — Тетушка упала грудью на гроб и громко завыла. Алечка решила, что и ей пора, и… застонала на все кладбище так, будто ее переехали трамваем. Чиновники схватились за сердце и одновременно тяжко вздохнули. — Так вот, мы собрались здесь… — вякнул заметно тише мужик с повязкой.
— Родненький ты наш! — глотая совершенно реальные слезы, завопила Зинаида. — Кровинушка ты наша! Как же мы без тебя! Кормилец ты наш единственный!
При словах «кормилец ты наш единственный» вдова, которая до этого стояла рядом с гробом мужа, скорбно опустив голову, вздрогнула, сорвала темные очки с носа и осела на землю. Несколько женщин бросились ее поднимать и сочувственно заохали. Мужики опять тяжко и одновременно вздохнули.
— И собрались мы здесь сегодня… — не унимался чиновник, — в скорбный этот миг, чтобы…
— Надорвался, родимый, на работе этой проклятущей! Сердечко не выдержало и остановилось! — трагично вмешалась Аля.
— Он от язвы умер, — шепнула тетушка Алечке на ухо.
— И органы все, как один, отказали-и-и! — «нашлась» Аля, судорожно пытаясь все-таки выбить из себя слезу, но проклятая слеза не «вышибалась», поэтому девушка продолжила «по-сухому»: — Родненький ты на-а-аш!
— Кровинушка ты наша-а-а-а! — подхватила тетка.
— Горе-то како-о-е! — вопила Аля. — Да на кого же ты нас покину-у-ул!
— Надорвался, родимы-ы-й! — взвыла тетушка. — Слишком много ты, родимый, бра-а-ал…
— Теть, ты это о чем? — шепотом одернула тетку Аля.
— … брал на себя чужих пробле-е-м! — поправилась тетка.
— Кто ж теперь тебя заменит, незаменимый ты на-а-аш! — закричала Аля, и ее истеричный крик эхом разнесся по всему кладбищу.